Раскол

Тишину кабинета нарушал только храп Подбельского и шумная работа челюстей его коллеги. Третий профессор в то же время сидел за столом, едва не касаясь носом своей тарелки. Мне казалось, что он тоже задремал.

– Надо же! – только-только прожевав, воскликнул Роберт Осипович. – Еще один племянник. У Гриши такая большая семья, я ему даже завидую, – он положил вилку и снова посмотрел на меня. – Что же вы, садитесь, садитесь же! – профессор указал на пару стульев.

Я ждал этого приглашения с нетерпением, потому что запах мясной нарезки сводил с ума. Но мне хватило такта первым делом усадить Анну, и только потом сесть самому.

– Угощайтесь, молодые люди, я вижу, что вы давно не ели…

Что он говорил дальше, я уже не слушал. Схватил протянутые мне столовые приборы и белоснежную тарелку, я тут же принялся заполнять ее едой. От бутылки с водкой на травах я благоразумно отказался. Не время и не место. Пить с преподавателями в университете! Императорском!

Я в своем мире и не мечтал оказаться в таких условиях. Громоподобный храп Подбельского сотрясал посуду, но пока я жевал прекрасную соленую колбасу, меня вообще мало что беспокоило.

Храповицкий извлек из кармана небольшие часы, хмуро глянул на циферблат, потом на Подбельского.

– Извините, – он поднялся и тихонько подошел к лежащему Григорию Авдеевичу, наклонился над ним и заорал почти в самое ухо: – Лекция началась, студенты вас ждут, а вы все еще спите?!!

– Наверно, не стоило так переживать из-за его удивления, – промямлил я, едва не уронив тарелку от этого крика.

– Я тоже не знала, что наши профессоры таким балуются, – принцесса сидела, полуиспуганная-полуудивленная. – А что будет, если он скажет о тебе другое?

– Спишем на то, что они все пьяные в ноль, – прошептал я, потому что Подбельский, как ужаленный, подскочил на диване.

Третий профессор всхрапнул, стул под ним скрипнул, но остался стоять:

– А? Лекция? – прохрипел он.

Я впервые обратил на него внимание – ему было лет девяносто, не меньше! Тем временем Григорий Авдеевич быстро принял сидячее положение и уставился на своего начальника.

– Нельзя же так! – притворно обиженно ответил он, собрался встать, но тут его взгляд упал на меня.

Вид меня, уплетающего его нарезку в компании других профессоров наверняка поверг бы его в не меньший шок, чем первая наша встреча в коридоре. И только аромат трав под носом оставил его в сознании.

– Максим? – спросил он. – Что ты здесь делаешь.

– Вас ищу, – тут же среагировал я, чтобы не допустить ненужных комментариев со стороны Храповицкого. – Мне очень жаль, что все получилось так неожиданно, но я не успел вас предупредить.

– Предупредить о чем? – старик отмахнулся от стопки, предложенной Храповицким, и принялся искать свалившиеся во время сна очки.

– О своем приезде. Моя матушка, ваша сестра, должна была сообщить, но не успела отправить сообщение, к сожалению…

Оказалось, что стиль общения быстро прилипает и я мог свободно говорить по имперской моде, которая мало чем отличалась от вычурных фраз в старых пьесах Островского.

– Моя сестра? – не понимая, о чем идет речь, переспросил Подбельский, нашел, наконец-то, свои очки и пристально посмотрел на меня, а потом на Анну.

– Да, – с нажимом произнес я, – она должна была сообщить, что приедет ваш племянник.

– Ах, племянник. Точно. Да. Я же ваш дядя, – помотав головой, профессор поднялся. – Откуда же вы успели познакомиться с Анной?

– Анной? – подхватил Храповицкий. – Батюшки, Анна Алексеевна! Простите, не узнал вас!

Он тут же выпрямился, прикрыл собой бутылку с водкой и стопкой, от которой отказался Подбельский, снова поправил сползающее пенсне.

– Да что вы, перестаньте, – мягко рассмеялась девушка. В ее смехе мне послышалась какая-то нервозность. – Мы ведь зашли просто к Григорию Авдеевичу.

– Проводить его домой, – подхватил я, сверля глазами профессора. Тот нехотя кивнул, заметно изменившись в лице:

– Пожалуй, что мне и правда пора, друзья мои. Мы непременно продолжим на следующей неделе… м-м-м… продолжим нашу дискуссию, конечно же, – он мелко рассмеялся, что было на него совершенно непохоже.

Потом он потряс руку Храповицкому, который, как статуя, стоял перед столиком с бутылкой, комично закрывая «запретное». Махнул рукой на дряхлого коллегу, что уткнулся в тарелку и вяло ковырял ее содержимое, не обращая на нас никакого внимания.

– Ты идешь, племянничек? – строго спросил Григорий Авдеевич у двери кабинета.

– Иду, дядюшка, – фыркнул я и мы с Анной, распрощавшись с представителями научного сообщества, отправились за Подбельским.

Глава 20. Еще больше отличий

– Трамваи уже не ходят, – посетовал профессор, выйдя в коридор. И тут же наградил меня очередным гневным взглядом: – А как вы вообще сюда попали?

– Профессор, давайте доберемся до дома, а потом поговорим. Ситуация очень непростая.

– Да? – воскликнул он, трезвея на глазах. – А мне кажется, что вы попали сюда для того, чтобы… что ж… веление сердца, я понимаю, – смягчился он, хотя мне показалось, что высказаться он хотел гораздо грубее. – Но чего я не понимаю, Анна, так это что вы в нем нашли!