Наш вывод, что Корнелий Тацит творил во второй половине XVI века, хорошо согласуется с тем, что именно в XVI–XVII веках в Европе наблюдается взрыв интереса к Тациту. Сообщается следующее: «Тацит действительно рассматривался в XVI–XVII вв. как наставник государей, равно как и всех тех, кому приходится иметь дело с государями. Это породило в большинстве стран Европы, особенно в Италии, Испании и Франции, но также в Германии, Голландии и Англии, целую отрасль политической литературы, так называемый „тацитизм“… Одни за монархию, другие за аристократическую республику, — эти писатели обосновывали свои взгляды материалами, заимствованными у Тацита.
Ориентация на Тацита была вызвана еще одним добавочным обстоятельством. Самым выдающимся и влиятельным теоретиком абсолютизма был… Макиавелли (автор якобы XVI века —
По-видимому, в эпоху раскола Великой = «Монгольской» Империи исторические хроники, рассказывавшие о недавней предыстории Великой Смуты, были особенно важны для западных европейцев. История Есфири, то есть история государственного переворота в метрополии Империи, была близка мятежным реформаторам, стремившимся отделиться от Руси-Орды. Поэтому произведения Корнелия Тацита, рассказывавшие о совсем недавней эпохе Ивана Грозного = Нерона и, в частности, об истории Есфири, воспринимались в XVII веке с особым интересом и постоянно обсуждались в обществе и политических кругах. Другими словами, Тацит-Браччолини особо вдохновлял реформаторов тем, что был неплохо осведомлен о событиях в имперском дворе Руси-Орды XVI века. Некоторые перечитывали его как «руководство к действию». Другие, напротив, ссылались на него, убеждая политиков не следовать дурным примерам заговорщиков и еретиков Схариевцев-Захарьиных (Романовых). В эпоху мятежа книги Тацита, рассказывавшие о заговоре XVI века, приведшем к мятежу Реформации, были животрепещущими.
В книге «Библейская Русь», Приложение 8, мы показали, что Макиавелли (Макьявелли) жил, скорее всего, не в XVI, а в XVII веке, то есть столетием позже. Вниз во времени его сместил хронологический сдвиг на сто лет. В результате получается, что Тацит-Браччолини жил в XVI веке, а Макиавелли в XVII веке. Следовательно, взрыв интереса к творениям Тацита и Макиавелли в мятежную эпоху конца XVI–XVII веков становится вполне естественным и понятным.
Интерес с Тациту не спадал и в XVIII веке, когда западно-европейские мятежники и их потомки закрепляли успех, достигнутый в XVII веке. По-прежнему боролись две точки зрения на «живописца времени Нерона». Оказывается, «абсолютистское толкование Тацита, характерное для XVI–XVII вв., сменилось в XVIII в. диаметрально противоположной интерпретацией… Тацит теперь понимается как разоблачитель монархов, враг деспотизма и друг республиканской свободы» [833], т. 2, с. 244.
Все ясно. Мятежники-реформаторы демагогически заявили, будто Тацит-Браччолини разоблачил деспота Грозного-Нерона, а потому является сторонником Реформации, то есть «республиканской свободы». Подыскивали себе авторитеты, опираясь на которые можно было убедить общественность в «справедливости» мятежа. Например, «Мари Жозеф Шенье называет Тацита олицетворением „совести рода человеческого“, а его труды — „трибуналом для угнетенных и угнетателей“. „Имя Тацита заставляет тиранов бледнеть“» [833], т. 2, с. 244.
Уже хотя бы отсюда видно, как реформаторы ненавидели Русь-Орду — метрополию раскалывающейся «Монгольской» Империи. Ненавидели и ее правителей-«тиранов», ордынских ханов-императоров.
«Наряду с высоко положительной оценкой Тацита… раздавались как в XVI–XVII вв., так и в XVIII в. другие голоса… С большим сомнением относился к сообщениям Тацита Вольтер, считая его образы Тиберия и Нерона преувеличенными. Когда созданная революцией французская республика сменилась империей Наполеона, сам император открыл литературную кампанию против Тацита, поручив напечатать в „Journal des Debats“ (11 и 21 февраля 1806 г.) 2 официозные статьи по этому поводу» [833], т. 2, с. 244.