Беспоповство (разных согласий) распространилось, в основном, на русском Севере и в Сибири; поповство — в центре и на Юге России. Это нетрудно объяснить: «Жители русскаго севера никогда не были избалованы правильным выполнением треб и давно уже привыкли обходиться без помощи священника. <…Там>, где зачастую от одной деревни до другой было по нескольку десятков верст разстояния, где дороги шли густым лесом или топким болотом, и почти единственными удобными путями сообщения были реки, — в этих глух-их захолустьях присутствие попа в деревне было довольно редким событием. Случалось, что на один или на два десятка деревень была всего одна церковь, приход которой обнимал сотни квадратных верст. Случалось иногда, что и эта единственная церковь давным давно «стояла без пения». При этих условиях, для самых необходимых треб священника часто не оказывалось на лицо. <…> Северное крестьянство старалось, по возможности, удовлетворять свои духовные нужды собственными силами, без помощи попов. Вместо церквей в крае размножались часовни. <…> Здесь <…> легче, чем где-нибудь, было примириться с необходимостью остаться вовсе и навсегда без священства. Здесь поэтому и распространилось преимущественно учение безпоповщины. <…> Население севера легко примирялось с тем, что крестить теперь приходилось мiрянам, а исповедываться надо было друг другу. <…> Обходиться без таинства брака было совсем легко в крестьянской среде, в которой и до того времени браки, не освященные церковью встречались постоянно. <…> Первыми пионерами пустынножительства были здесь соловецкие иноки, не решившиеся выдерживать осады их монастыря московскими войсками. <Это неверно; в северных лесах было несколько монастырей и много скитов и отшельнических келий, основанных именно так, как описано ниже, задолго или незадолго до соловецкой осады, так что "соловецкие иноки, не решившиеся выдерживать осады их монастыря московскими войсками" не были здесь "первыми пионерами">. Все такие нерешительные перед началом осады съехали с острова и разбрелись по поморью, разнося повсюду ненависть к никоновым новинам и приверженность к древнему православию. Укрываясь от властей <точнее сказать — не только и не столько от властей, но, как настоящие монахи и аскеты — от Mipa вообще>, они выбирали себе самые глухие уголки: где-нибудь у лесного озера, отрезаннаго непроходимыми болотами и лесами от всяка-го сообщения с Mipoм, селился отшельник и часто без всякой защиты от северной зимней стужи, кроме лесного костра, начинал свое "жестокое житие" Мало-по-малу он обживался, сколачивал себе келью, начинал ковырять землю "копорюгою" или мотыкою. "Нужных ради потреб" или "для учения благочестия и проповеди" он выходил по временам из леса в соседние деревни: "лыжи были ему конями, а кережа (сани для езды на оленях или для ручной возки) служила вместо воза". Слава пустынника в Mipe быстро распространялась; повсюду в погостах и "весях" он приобретал покровителей — христолюбцев, готовых помочь ему деньгами и съестным или даже укрыть его в случае надобности; являлись и поклонники, готовые последовать его примеру и уходившие один за другим в пустыню. Около одинокой кельи составлялось целое общежитие; <…> Строгий пустынножитель начинал жалеть о нарушенном безмолвии и спешил уйти подальше в лесную чащу, навстречу новым лишениям; наконец, вести о завязавшемся общежитии, о побегах туда крестьян и об открытой проповеди старцев, оставшихся в Mipy — не ходить в церковь, не причащаться новых тайн — эти вести неизменно доносились по начальству, и из местных административных центров являлись в пустыню команды для более или менее успешных розысков. Поселенцы разбегались, оставляя жилища и запасы <…>,- и искали себе новаго места; иначе им оставалось лишь встретить врага лицом к лицу и сжечься: отдаться живыми они не решались, боясь, как бы пытка не вынудила у них отказа от старой веры» [49, Т.2.С.69–76].
Так П.Н.Милюков описал возникновение северного беспоповского скита после Соловецкой осады; точно так же, по образу и подобию древнерусских монастырей, начинаясь с маленьких пустынножительных келлий, основывались и росли поповские скиты и монастыри в Керженских заволжских лесах, в отличие от послепетровских монастырей государственной Церкви, основанных и росших, как правило, повелением, с помощью и под бдительным контролем духовного и светского начальства.
К его описанию следует добавить: 1) там, где преследуемые воинскими командами старообрядцы были вынуждены неоднократно оставлять хозяйство и жилище, а иногда и жен и детей, которым не хватало сил, чтобы следовать за мужчинами в глухой лес и жить там в холоде и голоде, естественно создались как материальные, так и психологические условия для подвижнической бессемейной (девственной) жизни, то есть для безбрачных толков беспоповства.