Но если так считало большинство чарисийцев, то значительное меньшинство - нет, и почти четверть духовенства королевства были возмущены и разгневаны "нечестивым" вызовом Кэйлеба "законной, данной Богом власти Церкви". Было бы неплохо, если бы Мерлин смог убедить себя, что все те люди, которые не одобряли раскол, были такими же продажными и расчетливыми, как и сама храмовая четверка. К сожалению, подавляющее большинство из них таковыми не являлись. Их ужас при мысли о расколе внутри Церкви Божьей был совершенно искренним, а их возмущение правителем, который осмелился поднять руку против воли Божьей, проистекало из глубоко укоренившейся, абсолютно честной веры в учение Церкви Ожидания Господнего. Многие - большинство - из них считали своим священным долгом противостоять любыми доступными им средствами мерзостям, которые король Кэйлеб и архиепископ Мейкел пытались навязать королевству.
Впервые на памяти живущих существовала реальная, значительная внутренняя угроза жизни короля Чариса, и выражение сожаления на лице Стейнейра показало, что архиепископ точно понимал почему.
- Я знаю, Мейкел, - сказал Кэйлеб, - знаю. Но мы не можем отменить то, что уже сделали, и даже если бы я думал, что это было то, чего хотел Бог, мы не смогли бы свернуть с пути, который начали. Что не означает, - он оглянулся на Уэйв-Тандера, - что я хочу каких-либо массовых арестов. Мне никогда не нравился железный каблук, и я не смогу убедить людей, которые ненавидят и боятся того, что, по их мнению, я делаю, в том, что они ошибаются в отношении моей политики или ее причин, если сразу начну пытаться подавить каждый голос несогласия.
- Я никогда не предполагал, что мы должны это делать, ваше высочество. Я только...
- Его величество прав, милорд, - тихо сказал Стейнейр, и Уэйв-Тандер посмотрел на него.
- Это вопрос совести, отношений между каждой отдельной человеческой душой и Богом, который лежит в основе враждебности храмовой четверки по отношению к нам, - продолжил архиепископ тем же твердым, тихим голосом. - Тринейр и Клинтан, каждый по своим причинам, полны решимости сохранить полный контроль Матери-Церкви над мыслями, убеждениями и действиями всех Божьих детей. Они сочли нужным облачить свои амбиции в прекрасные одежды веры и заботы о спасении душ, притвориться, что ими движет только священнический долг, а не непристойное богатство и декадентская жизнь, которую они ведут, когда на самом деле их собственное высокомерие и коррупция превратили саму Мать-Церковь в орудие угнетения и жадности.
- Мы это знаем. - Он оглядел внезапно притихший зал совета. - Мы это видели. И мы верим, что Бог призвал нас противостоять этому угнетению. Чтобы напомнить Матери-Церкви, что важны души Божьего народа, а не количество золота в ее сундуках, или личная власть и богатство ее викариев, и роскошь, в которой они живут. Но чтобы сделать это успешно, мы должны напомнить всем детям Матери-Церкви о тех же самых вещах. Мы не можем сделать этого, сами прибегая к угнетению.
- При всем моем уважении, ваше преосвященство, - сказал Уэйв-Тандер в тишине, которая казалась только глубже и тише, когда вдалеке снова прогрохотал и прокатился гром, - я не согласен. Но, по той же причине, мы не сможем защитить короля, если не будем готовы действовать решительно и публично против тех, кто хочет его уничтожить. И если мы потеряем короля, мы потеряем все. - Кэйлеб пошевелился, но Уэйв-Тандер упрямо смотрел на него. - В данный момент, ваше величество, это правда, и вы это знаете. Мы уже потеряли вашего отца, а Жан все еще ребенок. Если мы потеряем вас, кто удержит королевство вместе? И если это королевство споткнется, кто останется, чтобы "напомнить" Матери-Церкви о чем-либо? Прямо сейчас, в этот день, любая надежда на человеческую свободу умрет вместе с вами, ваше величество. На данный момент, по крайней мере, это утверждение является ужасающей правдой. И это также причина, по которой вы должны позволить нам принять необходимые меры предосторожности, чтобы сохранить вам жизнь.
Кэйлеб оглядел сидящих за столом, и на каждом лице отразилось полное согласие с Уэйв-Тандером. Даже архиепископ кивнул, серьезно признавая правоту барона.
- Я так и сделаю, Бинжэймин, - ответил Кэйлеб через мгновение. Он снова взглянул на Мерлина, затем снова на Уэйв-Тандера.
- Я сделаю это, - повторил он, - и любой, кто на самом деле склонится к измене короне, насилию против министров короны или против любого из подданных королевства, будет подвергнут суровому наказанию, независимо от причин его действий. Но не будет никаких превентивных арестов из-за того, что могут натворить люди, и никто не будет наказан, если их заговоры или преступления не будут сначала доказаны перед королевским судом в открытом процессе. Никаких тайных судов, никаких поспешных тюремных заключений или казней. Я отказываюсь становиться еще одним Клинтаном просто для того, чтобы защититься от него.