Раскол во времени (ЛП)

Моя первая остановка — кухня. Там находится окно, так что мне нужно ускориться, на случай возвращения Финдли, чтобы он не увидел свет в окне. Это будет легко, потому что в кухне практически ничего нет. Буквально ничего. Финдли, кажется, не ходит выпивать с друзьями, но и готовить дома тоже не намерен. Тут только основные продукты и ничего более.

Я закрываю дверь кухни, чтобы через окно нельзя было увидеть свет. Приходится задуматься о кладовках. Если бы я хотела что-то спрятать, было бы это хорошей или плохой идеей? Все зависит от того, как часто хозяева что-то из них достают. Если Финдли самозванец, он не знает об этом, так что я предполагаю, что он не рисковал бы.

Что же я хочу найти? Этот вопрос не отпускал меня с того момента, как впервые пришла мысль об обыске квартиры Саймона над конюшней. Что я могу обнаружить в подтверждение, что жилец — настоящий путешественник во времени из двадцать первого века? Это, кажется, так просто. Просто обращаешь внимание на себя. Как кто-то, просматривающий вещи Катрионы, мог бы понять, что она из будущего? В двух словах: он бы не понял. Я не привезла с собой ничего. И он тоже. И ни один из нас не почувствует себя достаточно уверенно в этом мире, чтобы завести дневник.

Если судить по моей комнате, никто бы не мог догадаться, что я из будущего. Так что давайте поставим вопрос наоборот. Как кто-то узнал бы, что я не Катриона? Снова короткий ответ: он бы не узнал, потому что мне нужно быть Катрионой. Я еще не дошла до стадии сохранения ее вещей или приобретения таких, которые больше соответствуют моему вкусу. В моей комнате есть только один признак того, что я не Катриона: французская книга о ядах. Даже это едва ли является доказательством. Черт, может, Катриона читала бы это, если бы хотела кого-то убить.

Подождите. Нет. Есть еще что-то, что выдало бы меня, и я понимаю это только сейчас. Мои заметки по делу. Я прячу их под той доской пола. Да, Алиса знает, где это, но если бы она нашла записи, она не придала бы им значения — в конце концов, я помогала Грею и МакКриди с расследованием. Но если бы убийца вошел в мою комнату, желая доказать себе, что я не Катриона, эти заметки очень ему бы помогли.

Здесь я ищу похожий явный признак. Но то, что я нахожу, совсем другое.

Как полицейский, мне приходилось достаточно часто осуществлять обыски, чтобы уметь проанализировать комнату и определить, куда сначала стоит обратить внимание. В гостиной это, конечно же, диван — старый, изодранный предмет, вполне сравнимый с находкой на старом блошином рынке.

Я тщательно осматриваю его заднюю часть, ищу какие-либо дыры или повреждения. Проверяю каждую подушку. Затем переворачиваю его, чтобы обнаружить разрыв, который был увеличен в размерах. Моя рука медленно проникает внутрь, пальцы осторожно щупают. И, наконец, я достаю небольшой блокнот.

Я открываю первые страницы и вижу почерк, очень похожий на тот, что был на обратной стороне записки Эванса — информация о Катрионе. Я вынимаю записку из кармана, чтобы проверить. Да, тот же почерк.

Это записи Финдли. Молодой и рьяный констебль, стремящийся совершенствовать своё мастерство, тщательно описывает каждый аспект дела, особенно когда МакКриди находит связь или находит улику. Личное руководство по тому, как стать детективом, и глядя на это, я вижу свое отражение в этих страницах. Я была таким констеблем. После помощи в деле, я бы писала эти записи на компьютере и исследовала все, что я не понимала. Учась сама быть детективом.

Я перелистываю страницы. Треть страниц уже написана другим почерком. О, это не заметное изменение. Его можно было бы не заметить, если бы автор, допустим, спешил или писал на неудобной поверхности. Но я не вижу этого. Я вижу, что кто-то пытается подражать оригинальному почерку, пока почерк не начинает совпадать.

На этих страницах писатель больше не описывает свою работу; он описывает свою жизнь. Мой дедушка — с боковой линии моего отца — болел болезнью Альцгеймера и вёл дневник точно так же. Напоминания самому себе, которые становились всё более горестными, по мере того как болезнь вгрызалась в него. Сначала это были обычные записи, как я бы могла делать в своём планнере. Визит к стоматологу — спросить о верхнем моляре слева. Вынос мусора теперь первые и третьи недели месяца. Новое место парковки — 18А. Но затем это стало больше. Имена людей, которых знал мой дедушка. Напоминания выполнять ежедневные задачи, как принятие душа. И, наконец, напоминания о себе, о том, кем он был.