Я словно играю в азартную игру. Ставлю на то, что получу медальон и завоюю доверие Айлы, а не на то, что информация Давины приведет к нападавшему на Катриону, которая, исходит из слабой надежды, что именно это вернет меня домой. Один путь — прямой, другой — извилистый, тернистый и возможно приведет меня к тупику.
Давина взмахивает рукой и поднимает бровь.
— Мне становится холодно, кошечка.
— Мне нужно будет вернуться с деньгами.
— Ты знаешь, где меня найти.
Черт возьми, я сегодня на взводе. Я твержу себе, что все в порядке. У меня есть нож Катрионы. Я держусь подальше от переулков и темных углов. И все же не могу избавиться от паранойи, которая впервые появилась возле дома Грея. Чувство, что опасность крадется за мной, так близко словно тень. Да, и если я помирюсь с Айлой, возможно, мы сможем вместе сочинять страшные сказки.
Знаю, что веду себя глупо. Также знаю, как полицейский и женщина, что глупость не является оправданием для беспечности. Если у меня есть выбор из двух улиц, я выбираю ту, что лучше освещена, даже если более темные переулки могут сократить мой путь.
Ранее я предположила, что на Грассмаркете, есть районы поприличнее. Ломбард находится в одном из них. Это не совсем Новый город, но, по крайней мере, здесь я могу перестать сжимать нож. Здесь также более оживленно, люди выходят из пабов и магазинов, слоняются по улице. Я ускоряю шаг и молюсь, чтобы ломбард был еще открыт. Я вижу вывеску «Дядюшка Довер» в переулке, как раз когда колокола бьют одиннадцать в магазине появляется тусклый свет.
Я спешу к ломбарду и стучу в окно. Когда приближаю лицо к стеклу, чтобы заглянуть в окно, улавливаю движение, а затем свет фонаря замирает. Я стучу громче.
— Хочешь продать свою жемчужину, девочка? — говорит голос позади меня. — Я куплю ее у тебя.
Это трое пьяных мужчины, идущих мимо. Я внутренне готовлюсь к борьбе, но они просто проходят мимо, смеясь. Я снова вглядываюсь в окно и стучу. Потом я вспоминаю, что Давина говорила, о том, что ломбардщику нравилась Катриона.
Я кричу:
— Мистер Довер, сэр? Это я. У меня самое срочное дело.
Я не называю своего имени — сомневаюсь, что Катриона использовала бы свое настоящее имя. Надеюсь, что мой девичий голос привлечет его внимание. Я выбиваю по двери легкое тук-тук-тук, что надеюсь звучит женственно.
Когда свет фонаря начинает двигаться, я неуверенно машу рукой и спешу к двери. Мгновение спустя в замке поворачивается ключ.
Будь Катрионой, напоминаю я себе, подходя к двери. Как бы ни было соблазнительно просто изображать отчаявшуюся горничную, с широко раскрытыми, полными слез глазами, я не могу облажаться. Не спеши. Оцени ситуацию.
Я знаю, как это сделать, черт возьми. Я полицейский. Просто почему-то начинает казаться, что я оставила эту часть себя в современном мире. Сейчас у меня другая жизнь, другая Мэллори.
Будь Катрионой. Будь Мэллори. Оцени происходящее и возьми под контроль.
Дверь открывается лишь немного, ломбардщик выглядывает, чтобы убедиться, что поблизости нет бандита. Когда дверь распахивается, вижу мужчину моложе, чем я представляла. Опять стереотипы. Я представила этот магазин, как и любой другой в старом романе — ломбард в темном переулке. Ожидала, что, войдя туда, увижу пыльную и грязную страну чудес, полки и шкафы, переполненные мечтой антиквара. Хозяином окажется старик с моноклем для разглядывания рубинового кольца тетушки Гертруды, которое я должна продать, чтобы купить еду для своего больного ребенка.
Нет. Ему около тридцати пяти. Грузный и краснощекий, с бакенбардами, которые не сравнятся с бакенбардами МакКриди. Его взгляд не поднимается выше моего декольте, и, видя это, я услужливо расстегиваю пальто, откидывая волосы, как будто в этом есть необходимость. Его взгляд так и не покидает моего декольте. Разве «декольте» — это подходящее для этого времени слово? Как бы то ни было, этому викторианцу оно похоже по вкусу. У Катрионы нет ни одного платья, которое демонстрировало бы ее лодыжки, но все-таки оба бесформенных платья демонстрируют ее щедрые активы.
— Мисс Кэтрин, — говорит он, — что могло привести вас к моей двери в этот час?
Я резко вздыхаю, что заставляет грудь Катрионы подпрыгивать.
— Я совершила ужасную ошибку, мистер Довер. Продала то, что должна была сохранить. Это просто ужасно, — я поднимаю глаза, чтобы встретиться с ним взглядом. — Я надеюсь, что вы еще не продали это.
— Я тоже надеюсь, что не сделал этого.
Он суетится, протягивая ко мне руки. Мне требуется мгновение, чтобы понять, что он просит мое пальто. Здесь не слишком тепло, чтобы снимать его, но он хочет позаботиться обо мне, и это я могу позволить ему это. Я передаю пальто.