Раскол во времени

Я вытираю пыль в библиотеке, затем пишу записку Айле, умоляя ее дать мне отгул на полдня, чтобы заняться расследованием. Также прошу полчаса ее времени, чтобы я могла получить совет о том, как действовать дальше. Знаю, что я хочу делать. Но не уверена, как это сделать в эту эпоху.

Я прилагаю записку к ее подносу с завтраком, который, как она предпочитает, остается за дверью после стука. Я не успеваю спуститься по лестнице, как слышу:

— Катриона?

Я спешу обратно и нахожу ее в коридоре. Она машет мне рукой, приглашая к себе.

Комната Айлы размером с комнату Грея. Обе достаточно велики, но я не ожидала от этого дома просторной опочивальни. Все помещения этого городского дома довольно четко разделены по назначению. Вы готовите на кухне, едите в столовой, сидите и встречаете гостей в гостиной, занимаетесь и читаете в библиотеке, спите в спальне. И Грей, и Айла выкроили уголок в своих спальнях: у него есть письменный стол для работы, а у нее — шезлонг для чтения. Стол Грея кажется втиснутым, там недостаточно много места для него, как будто Грей упорно настаивает на добавлении еще одной функции к тому, что должно быть простой спальней. Шезлонг Айлы вписывается гораздо лучше. Что у них общего? Обе спальни выглядят так, будто на них обрушился небольшой торнадо.

Я начинаю подбирать брошенный халат, но она отталкивает меня от него и сажает на стул. Затем она продолжает раздеваться. Я изо всех сил стараюсь не смеяться над этим. Викторианцы имеют репутацию ханжей, и в некоторых вещах это вполне заслуженно, но у них нет проблем с демонстрацией гораздо глубокого декольте, чем я бы решилась продемонстрировать в наши дни, и у них, по-видимому, нет проблем с тем, чтобы раздеться перед членом семьи того же пола.

С непростой одеждой и отсутствием молний — это все еще время, когда люди статуса Грея и Айлы могли ожидать, что камердинер или горничная помогут им помыться и одеться. Айла, кажется, не ждет помощи, но она раздевается и одевается так, как если бы привыкла делать это на глазах у других женщин.

Я замечаю, что ее нижнее белье отличается от моего. Вместо многослойных нижних юбок, которые носит Катриона, у Айлы легкая конструкция, похожая на клетку, чтобы добиться той же расклешенной юбки. Вероятно, легче, но я думаю, что буду придерживаться более теплых нижних юбок.

Я также замечаю еще кое-что. Ее отброшенные панталоны тоже имеют разрез между ног, но они хотя бы застегиваются на пуговицы. Я с удивление смотрю на это и решаю, что у меня есть новая цель викторианской моды — пуговицы на панталонах.

Она оглядывается через плечо:

— Я полагаю, ты не знаешь, как затягивать корсет? Я полагаю, даже осмелюсь сказать — надеюсь, в ваше время они не используются?

Я встаю.

— Угу. Ну, кроме как для игр.

— Игр?

— Костюмированные игры…эээ…интимного характера.

— Зачем кому-то хотеть…, - она качает головой, — нет не отвечай.

— Эй, это сексуально, — смеюсь я, — и на самом деле они не такие неудобные, как я думала. В некоторых книгах, которые я читала, говорилась, что корсеты едва ли не орудие пыток.

— Это потому, что и близко ты не зашнуровываешься так туго, как это делала Катриона. Раньше мне было интересно, как она двигалась в нем. Хотя я подозреваю, что ее целью было не столько уменьшение талии, сколько увеличение…

— Ее буферной полки? — заканчиваю я, от чего Айла смеется.

— Да, — говорит она, — хотя у меня никогда не было впечатления, что она использовала это, чтобы добиваться парней.

— Не, — говорю я, — для Катрионы это было отвлекающим фактором. Тебе многое может сойти с рук, когда парни пялятся на твою грудь. Я никогда не осознавала, насколько сильно, пока у меня внезапно не появилось это, — я показываю на свое декольте. — Это и дар, и проклятие. Я постараюсь использовать свою новую силу с умом.

Я сильно затягиваю ее корсет.

— Нормально?

— Достаточно хорошо для меня, так как я не ищу себе пару, и у меня нет потребности, или активов, чтобы отвлекать. Она поднимает чехол для корсета и стягивает его через голову.

— Теперь объясни мне эту зацепку, которую вы ищете.

Она так похожа на своего брата, что я невольно улыбаюсь, и перестаю улыбаться, вспомнив его реакцию на мой довод.

— Катриона? — окликает она и после минутного молчания продолжает: — Или я должна называть тебя Мэллори? По крайней мере, когда мы наедине?

— Я помню, что слышала цитату о том, что нет звука слаще, чем звук нашего собственного имени, и, черт возьми, мне странно приятно его слышать. Но из соображений безопасности нам, вероятно, следует придерживаться Катрионы.

— Я вполне способна не оступиться. Значит, Мэллори. Итак, зацепка. Ты не спешишь ею поделиться. Почему?

— Потому что твой брат отверг эту идею.

— Мой брат не знает, что ты детектив.

Это так, но и она также не знает всей истории.