— Променад? Вот, вот, ты сама говоришь как правильно воспитанная дама, — она смотрит на меня. — Я слышала, что ты из хорошей семьи, как бы ты это ни отрицала. Это может быть полезно. Отправляй маленькую Мисс Кошечку туда, куда не допускаются бродячие кошки.
Я качаю головой:
— Я просто пришла посмотреть, смогу ли я узнать, что со мной случилось. Если вам есть что добавить, буду признателена за информацию. В противном случае…
Она хватает меня за руку, впиваясь пальцами.
— Красивые слова и манеры — это прекрасно, но не надо со мной важничать. Не забывай, что я знаю вещи, из-за которых тебя вышвырнут из дома твоего прекрасного доктора.
— Да, — ворчу себе под нос. — Я слышала это раньше. Точнее сегодня.
Она выкручивает мне руку:
— Не шипи на меня, Катриона.
— И в мыслях не было, — говорю я, — и прошу прощения, если была груба. — Я делаю паузу. — Может быть, мы могли бы выпить, в память о старых временах.
Если у этой женщины есть что-то на меня, мне нужно быть милой. Кроме того, я бы хотела узнать больше о молодой женщине, в чьем теле я обитаю, и это мне кажется прекрасной возможностью.
— Выпить? — женщина хмурится. — Это шутка?
К счастью, выражение моего лица, должно быть, само дает ответ, потому что она отстраняется, по-прежнему пристально глядя на меня.
— Ты действительно потеряла память. Нет, кошечка, я не хочу пить. Я не усваиваю. Ты тоже, и этот совет я дам бесплатно. Потеряешься в бутылке, и вскоре ты будешь задирать юбки за добавку. Эта жизнь не для нас.
— Так что же для нас жизнь? — спрашиваю. — Забудьте о выпивке. Я могу задать вам несколько вопросов? — я достаю монету. — Я заплачу.
— Двумя шиллингами? За это ты можешь купить два слова.
Она показывает, как я полагаю, грубый жест, а затем протягивает руку.
Я кладу монету в карман.
— Сколько за большее?
— Я предложу тебе текущую цену за первоклассную шлюху. За фунт ты купишь двадцать минут моего времени, — она начинает уходить. — Ты знаешь где меня найти, кошечка.
— Нет, на самом деле не знаю.
Она смеется и указывает на бар-притон, где Катриона была замечена в ночь, когда на нее напали.
— Могу я узнать ваше имя? — окликаю ее.
Она поворачивается и протягивает руку. Со вздохом бросаю туда монету.
— Давина, — говорит она, сжимает руку и уходит.
Глава 11
К тому времени, как я возвращаюсь домой, я умираю от голода и пропускаю ужин. Я даже не уверена, что имела бы право на него в свой выходной день. Хотя я сомневаюсь, что Грей отказал бы мне в дополнительной порции, миссис Уоллес — совсем другое дело.
Стою у входа в темную кухню. Уже девятый час; экономка прибралась и ушла к себе в комнату. Где-то тут должна быть еда. Катриона взяла бы ее, не колеблясь ни секунды, и если я хочу, чтобы меня принимали за Катриону, тоже не должна медлить. Но я не могу сделать ни шага.
Я не Катриона. И не хочу быть ею.
Сначала, услышав о ее «криминальном прошлом», я была заинтригована и немного впечатлена. В конце концов, не такая уж и кроткая горничная. Вор не должен производить впечатления на полицейского, но я всегда хорошо разбиралась в обстоятельствах. Будучи патрульным офицером, если бы мне позвонили из-за того, что какой-то ребенок в двухсотдолларовых кроссовках стащил шоколадку, можете быть абсолютно уверены, я бы поговорила с ее родителями и написала об этом. Представьте, что подросток-беглец стащил презервативы, чтобы не обрюхатить свою девушку, и я бы указала ему на ближайший центр планирования семьи и убедила владельца магазина не предъявлять обвинения.
Я не осуждаю людей, переживших те трудности, которые изо всех сил пытаюсь понять. Сама же выросла в семье, принадлежащей к верхушке среднего класса, была единственным ребенком штатного профессора и партнера юридической фирмы. Мои родители, черт возьми, позаботились о том, чтобы я понимала, какими привилегиями обладаю, будь то выходные на ферме или будние дни в благотворительной столовой.
Я представляла себе Катриону девочкой, которая выросла, сражаясь за объедки. Жертва обстоятельств, сделавшая то, что должна была, и «дослужилась» до горничной в процветающем доме, принадлежащем порядочному человеку. Мне может показаться, что это не так уж много, но то была викторианская история успеха.
Вот только все пошло совсем не так, правда? Катриона выросла не в бедности Старого города. Это не значит, что она не избежала ужасов другого рода, но у меня такое ощущение, что девушка не обрывочная часть истории успеха, а скорее безжалостная преступница.
Может быть, в ней есть что-то большее. Может, даже если это не так, я не могу полностью винить ее, учитывая ограничения, с которыми она сталкивается в этом мире. Но знаю одно: я не хочу быть ею.