Расколдованный круг

– Похоже, у тебя мания величия, – заметила Рита. – Чем ты, собственно, лучше Нади? Тем, что каждый вечер наряжаешься как мартышка и едешь в клуб?

Против этого было нечего возразить, и Шура использовала другой способ обороны:

– А что же мне, в театр ездить, что ли?

– Ну что ты, – иронически произнесла Рита. – Для того чтобы посещать театры, нужна хоть какая-то изначальная культура. А ты, Шурочка, у нас умудрилась вырасти чистым, нетронутым листом. Вот какой композитор написал сегодняшнюю оперу?

– Чего ты пристала? Что тебе здесь, телеигра? – ощетинилась Шура. – Почем я знаю?

– На программке было написано, – тихонько подсказал дочери посмеивающийся Шерстнев.

– Ага, стану я вашу программку читать. – Шура нервно засунула в рот пластинку жевательной резинки, и на лице девицы расплылась довольная улыбка: вынужденная два часа просидеть без любимого лакомства, которое ей строго-настрого запретили жевать во время действия, Шура теперь наслаждалась химическим вкусом.

– А правда, Шура, как это тебе удается? Училась в одной из лучших частных школ, два года – в колледже в Швейцарии, сейчас – университет... И при этом полное незнание чего бы то ни было, да что там – нежелание знать! – с невинным видом поинтересовалась у сестры Рита. Шура злобно уставилась на девушку, и неожиданно Рите пришла в голову мысль, что, с точки зрения Шуры, их бесконечные пикировки – вовсе не обычное между сестрами-погодками соперничество за право быть «главной», а вполне оформившаяся женская вражда. В глазах Шуры Рита уловила какое-то мимолетно проскользнувшее выражение, которое не на шутку озадачило и почти испугало девушку, но это длилось лишь какую-то долю секунды, после чего глазки Шуры уже не выражали ничего, кроме горькой обиды на несправедливые придирки. Весь вид младшей сестры словно взывал к снисхождению и жалости; Зоя не могла не прийти на помощь младшей дочери.

– Оставь ее, Рита. Ну что это за диспут на моральные темы в фойе театра! – примирительно произнесла мама. – А ты, Шурочка, должна следить за своим языком. Извинись перед Надей, и поехали домой, уже поздно.

– Чего – поздно! Детское время, – буркнула Шура.

– Слышишь, что тебе мать сказала?! – прикрикнул на дочь Шерстнев. – Извинись немедленно!

– Извиняюсь, – проворчала Шура, исподлобья поглядывая на еще больше смутившуюся Надю. «Точно это она сама провинилась», – с досадой подумала Рита: ценя эрудицию и ум подруги, девушка иной раз теряла терпение от ее странных психологических вывертов.

– А у матери кто будет прощения просить? – сурово взглянул на Шуру Шерстнев.

– Да ладно, девочка ведь не нарочно, – заступилась за младшенькую Зоя.

– «Не нарочно»! Она ничего просто так не скажет! Ух, профурсетка! – Шерстнев погрозил было нагло улыбнувшейся Шуре кулаком, однако тут же опомнился. – Дома поговорим, – подвел он итог. – Поехали! Надя, ты с нами?

– Мне прямо неудобно... Может, я лучше возьму такси... – мямлила Надежда, усаживаясь вместе со всеми в «мерседес» Шерстнева; Геннадий был заядлым автомобилистом и, в отличие от многих своих знакомых, всегда водил машину сам, не полагаясь на шофера.

Услышав слова Надежды, Шура захохотала.

– А ты еще заступаешься за нее! Тронутая, точно, – не осмеливаясь, однако, говорить громко, шепнула она на ухо Рите.

– Что ты говоришь, Наденька?! – всполошилась Зоя. – Разве можно так рисковать? Таксист завезет тебя куда-нибудь в кусты, надругается и убьет!

– Кому я нужна, – вяло отмахнулась Надежда.

– Неужели отец не в состоянии купить тебе машину? – спросил Шерстнев.

– Да есть у нее машина, есть! – в сердцах воскликнула Рита. – «Вольво».

– Что же не ездишь? – поинтересовался Шерстнев; Надежда, очевидно, почувствовала, что отмалчиваться было бы неприлично.

– Я занимаюсь с инструктором. Скоро получу права.

– Пора бы! В двадцать один год девушка должна уметь водить! – решительно сказал Шерстнев; Рита потаенно улыбнулась: Надежда училась на курсах автовождения уже почти год! В принципе подруга могла бы уже давно самостоятельно сесть за руль, однако Наде мешала ее патологическая неуверенность в себе.

– С отцом-то видишься? – продолжал расспрашивать Шерстнев.

– Папа с... с женой уехали на Мальорку, – тихо ответила Надежда.

Рита отметила, как запнулась подруга, когда ей пришлось упомянуть мачеху, и сердце девушки пронзила острая жалость: «Смерть матери, женитьба отца... У Нади просто депрессия после тяжелых переживаний последних лет! А я, вместо того чтобы помочь лучшей подруге прийти в себя, раздражаюсь или посмеиваюсь над ней!» В этот момент Рита чувствовала себя как никогда сильной и мудрой. «Надо будет что-нибудь придумать, чтобы хорошенько встряхнуть Надю!» – решила девушка, но, естественно, вслух не сказала ничего, лишь дружески сжала руку сидевшей рядом подруги.