Расколотая радуга

Майкл снова впал в забытье и не видел, как пришли санитары и унесли мертвое тело с соседнего тюфяка.

Занявший место умершего был в горячечном бреду.

— Мама, мама, где ты? — бормотал он.

Судя по голосу, он был очень молод.

От его причитаний Майкл пришел в себя и попытался заговорить с несчастным, но тот не отреагировал, а голос его звучал все тише и тише. Видно, недолго протянет, бедняга.

Неожиданно совсем близко Майкл услышал, как хирург-шотландец сказал:

— Позовите миссис Мельбурн.

— Вы же сами отправили ее отдыхать, доктор Кинлок, — заметил санитар. — Она с ног валилась от усталости.

— Но мальчик вот-вот умрет, и миссис Мельбурн не простит нам, если мы ей об этом не скажем. Сходите за ней.

Вскоре Майкл услышал тихое шуршание нижних юбок, открыл глаза и увидел женщину, идущую по амбару в сопровождении доктора, который нес фонарь.

— Его зовут Джем, — тихо сказал доктор. — Он откуда-то из Восточной Англии. Кажется, из Суффолка. Несчастный смертельно ранен, долго не протянет.

Женщина кивнула. Хотя зрение к Майклу еще не полностью вернулось, он все же разглядел, что у нее темные волосы и овальное лицо испанки. А голос очень напоминал тот, что был у женщины, которая поила его водой.

— Джем, мальчик, это ты?

Раненый умолк и произнес дрожащим голосом:

— О, мама, мама, я так рад, что ты здесь!

— Мне жаль, что заставила тебя ждать, Джеми.

Она опустилась на колени и поцеловала его в щеку.

— Я знал, что ты придешь.

Джем порывисто схватил ее за руку.

— С тобой мне не страшно. Пожалуйста… не уходи!

Она сжала его руку.

— Не беспокойся, мальчик. Я тебя не оставлю.

Хирург повесил фонарь на гвоздь над тюфяком раненого и ушел. Миссис Мельбурн села на солому у стены и положила голову Джема себе на колени. Она гладила его по голове и напевала колыбельную. Ее голос ни разу не дрогнул, звучал ровно и спокойно, а по щекам катились слезы. Жизнь медленно покидала Джема.

Майкл закрыл глаза. Ему стало лучше. Доброта и благородство миссис Мельбурн напомнили ему о том, что не все в этом мире так уж плохо и не стоит спешить в мир иной, пока существуют такие ангелы во плоти, как эта женщина.

Убаюканный ее нежным голосом, Майкл погрузился в сон.

Когда солнце показалось над горизонтом, Джем испустил последний вздох, и Кэтрин положила его на тюфяк. Она не плакала, никакие слезы не могли бы облегчить ее горе. Умереть таким молодым! Как это грустно!

У Кэтрин Мельбурн так затекли ноги, что она едва не упала, когда поднялась, и схватилась за стену. Неожиданно она взглянула на раненого, лежавшего рядом с Джемом. Одеяло соскользнуло с него, и стала видна забинтованная грудь.

Кэтрин наклонилась и поправила одеяло. Затем пощупала рукой лоб Майкла. К ее удивлению, жар спал. А ведь она думала, когда поила его водой, что у него нет ни единого шанса выжить. Только сейчас она заметила, какой он большой и крепкий, и у нее появилась надежда, что он выкарабкается.

Кэтрин медленно пошла к выходу, пробираясь между тюфяками. За несколько лет походной жизни она стала опытной сестрой милосердия, разбиралась даже в хирургии, но так и не смогла привыкнуть к страданиям.

После вчерашнего оглушительного грохота суровый пейзаж был погружен в безмолвие. Когда она подошла к своей палатке, напряжение почти прошло. Колин, ее муж, еще не вернулся со службы, а Бэйтс, денщик, спал снаружи, как и положено верному стражу.

Как только Кэтрин нырнула в палатку, Эми, лежавшая на кровати, встрепенулась и спросила, словно заправский вояка:

— Пора двигаться дальше, мама?

— Нет, малышка.

Кэтрин поцеловала дочку в лоб и прижалась к ней, испытав настоящее блаженство после того, что ей пришлось пережить за целый день в госпитале.

— Надеюсь, сегодня мы не двинемся с места. После сражения всегда полно дел.

Эми строго посмотрела на мать:

— Ты должна выспаться. Давай развяжу тебе пояс…

Кэтрин с улыбкой повиновалась. Она постоянно корила себя за то, что обрекла девочку на лишения и трудности походной жизни, но Эми это как будто пошло на пользу, такой она стала жизнерадостной, здоровой и крепкой, развитой не по годам, и это являлось для Кэтрин единственным утешением.

Пока Эми развязывала пояс на платье матери, снаружи донесся стук копыт, звон сбруи и раскатистый бас мужа Кэтрин. Мгновение спустя Колин ввалился в палатку.

Энергичный и шумный, как и все кавалерийские офицеры, он говорил громко, буквально оглушая тех, кто находился поблизости.

— Доброе утро, леди.

Он ласково взъерошил волосы Эми.

— Кэтрин, ты слышала о вчерашней кавалерийской атаке?

Не дожидаясь ответа, он вытащил из кастрюли жареную цыплячью ногу и стал с жадностью есть.

— Это был самый замечательный маневр, в котором мне когда-либо приходилось участвовать. Мы зашли в тыл французам и обрушились на них, как гром среди ясного неба. Просто смели их с лица земли! Захватили тысячи пленных, десятки ружей, даже двух «орлов»! Такого еще не бывало!

«Орлами» назывались золоченые полковые знамена французов, с изображением орлов, как во времена Римской империи. Захват двух таких знамен считался настоящим подвигом.

— Конечно, слышала, — отозвалась Кэтрин. — Наши были на высоте!