Расколотая цивилизация

мальным значением, от которого следует отталкиваться в подобных расчетах [330]. Максимальная из известных нам оценок масштабов китайской зарубежной экономической империи по состоянию на 1990 год -- 2,5 триллиона долл. -- предложена недавно Д.Лэндесом [331]. Имея в виду эти цифры, можно прийти к выводу о том, что в начале 90-х годов китайская экономика за пределами Китая составляла около 60 процентов ВНП Японии, страны с вдвое большим населением и второй экономической сверхдержавы мира. Китайские эмигранты и их наследники создали в Азии гигантские финансовые империи: среди 100 азиатских миллиардеров 39 являются выходцами из Китая, причем 12 семей обладают состояниями, превышающими 5 млрд. долл. [332] К середине 1994 года предприниматели китайского происхождения владели контрольными пакетами акций 517 из 1000 крупнейших индустриальных компаний, являвшихся лидерами листингов фондовых бирж в Сеуле, Тайбее, Шанхае, Шеньчжене, Гонконге, Бангкоке, Куала-Лумпуре, Сингапуре, Джакарте и Маниле [333], причем в Малайзии они выступали собственниками более чем 62 процентов ведущих компаний, а в Таиланде -- 80 процентов [334]. Особенно заметным было их присутствие в Индонезии, где этнические китайцы, составляющие, по различным данным, от 3,6 до 4,2 процента населения, владели 70 процентами всех предприятий негосударственной формы собственности, 240 из 300 крупнейших компаний и 14 из 15 ведущих индустриальных и финансовых конгломератов страны [335]. Экономика же Сингапура, как считает большинство специалистов, почти полностью подконтрольна членам китайской диаспоры. Такое влияние этнических китайцев привлекает все большее внимание в последние годы; западные аналитики серьезно опасаются возможных политических последствий их экономической экспансии. В начале 90-х годов П.Дракер ввел в научный оборот термин "некоммунистические китайские общества [336], которым сегодня все чаще обозначают Гонконг, Тайвань, Сингапур, Южную Корею, Малайзию и отчасти Индонезию. В своей недавней работе Зб.Бжезинский упоминает слова посла Индонезии в Японии об опасности, исходящей от экономического влияния китайцев, а также высказывает мнение, что в будущем во многих

[330] - См.: Yergin D., Stanislaw J. The Commanding Heights. P. 189.

[331] - См.: Landes D. The Wealth and Poverty of Nations. P. 478.

[332] - См.: Hiscock G. Asia's Wealth Club. P. 29.

[333] - См.: Naisbitt J. Megatrends Asia. P. 3.

[334] - См.: Drucker on Asia. A Dialogue Between Peter Drucker and Isao Nakauchi. Oxford, 1997. P. 7.

[335] - См.: Moreau R., Nordland R. After Suharto. P. 39.

[336] - Drucker P.F. Managing in Turbulent Times. Oxford, 1993. P. 136.

восточно-азиатских странах у власти могут оказаться марионеточные прокитайские правительства [337].

Мы остановились на данной проблеме не в силу ее политической значимости. В контексте нашего исследования важно, что Китай является единственной страной в Азии, которая не только имеет потенциальный доступ к колоссальным инвестициям извне, но и, что гораздо более существенно, оказывается в выигрыше от нынешнего финансового кризиса. В условиях, когда китайские предприниматели в странах Юго-Восточной Азии оказываются поп grata, как это случилось в Малайзии и Индонезии, или не могут более столь прибыльно, как прежде, размещать свои капиталы, Китай может ожидать притока инвестиций, в то время как все остальные азиатские страны испытывают их жесточайший дефицит. Это один из многих факторов, позволяющих утверждать, что финансовый кризис конца 90-х с высокой вероятностью может миновать китайскую экономику. Однако международный инвестиционный климат, каким бы благоприятным он ни был, не может заменить стране внутренние источники развития. Но и в этой сфере, как мы полагаем, дела в китайской экономике обстоят относительно благополучно.

Как отмечалось выше, основными причинами кризиса азиатских стран стали высокая зависимость от импорта технологий и комплектующих, фактически полная ориентированность новых отраслей промышленности на экспорт, стремление проложить путь на внешние рынки любой ценой, даже посредством дотирования и кредитования неэффективного производства, и неимоверная зависимость от инвестиций, исходящих из стран постиндустриального мира. Китайская экономика выгодно отличается от хозяйственных систем других азиатских стран фактически по всем этим направлениям.

В течение 80-х и первой половины 90-х годов внутренние сбережения последовательно росли; за годы реформ их доля в валовом национальном продукте повысилась с 33,2 процента в 1978 году до 40,4 процента в 1991-м и с тех пор колеблется около уровня в 40 процентов. Характерно, что к началу 90-х годов доля инвестиций, финансируемых из бюджета, снизилась до минимально возможных значений: если в 1978 году 15,1 процента ВНП перераспределялось на инвестиционные цели по бюджетным каналам, а население инвестировало в общей сложности лишь 1,1 процента ВНП, то в 1991 году эти показатели поменялись местами, составив 1,8 и 18,7 процента ВНП соответственно [338]. В таких условиях