Расколотая

Что было бы, если бы не вмешались Эми и Джазз? Быть может, тогда бы ко мне вернулась память? Мне становится страшно.

Теперь бояться нечего. Уже нечего – с тех самых пор как я начала вспоминать все то, чему меня учил Нико. Уэйн может подтвердить. При этой мысли улыбка сползает с моего лица.

Вскоре дорога разветвляется. Ту, что идет влево, я знаю: она возвращается к другому краю нашей деревни. Та же ветка, что уходит вправо, ведет к моей сегодняшней цели.

Бег, темнота, ночь – это так бодрит! Я слишком долго просидела взаперти. Холодный воздух, ритм движения и вырывающийся изо рта пар завладевают мной. И вот уже не остается ничего – только бег.

По мере приближения к цели рождаются и другие мысли. Что будет, когда я доберусь туда? Что подумает и сделает мама Бена, когда я постучу в дверь в четыре утра, предугадать трудно. И что мне ей сказать?

Есть только один выход – сказать правду. Я должна рассказать ей, что произошло на самом деле.

Она должна знать, что я люблю Бена и никогда и ни за что не причинила бы ему боли.

Но ты сделала это.

Нет! Все было не так. Он в любом случае собирался срезать свой «Лево». Я пыталась остановить его.

Но не остановила. Значит, плохо старалась.

Да, следует посмотреть правде в лицо: нужно было стараться лучше.

Нам всегда говорили, что любое повреждение «Лево» приведет нас к смерти либо от боли, либо вследствие ареста. И да, он был так решительно настроен избавиться от прибора, что ничего не хотел слушать!

Но как ни сильна боль от потери Бена, мысль о том, что я должна была попытаться что-то сделать, доставляет еще больше страданий. Я считала, что поступаю правильно, помогая ему. С моей помощью у него было больше шансов выжить. Без нее у него почти наверняка ничего не вышло бы.

Но ведь у него и так ничего не вышло.

«Лево» с моей помощью удалось снять быстро, но рука осталась в зажиме. Тогда он еще был жив. Но как же больно! Малейшее прикосновение к работающему «Лево» вызывает такую боль, будто тебя ударили молотком по голове; разрезать «Лево» – все равно что провести ампутацию без обезболивания.

Воспоминания о том последнем разе будут преследовать меня, наверное, всю жизнь. Неожиданно пришла мама Бена и увидела, что он корчится от боли, а я обнимаю его, и по щекам у меня бегут слезы. Его «Лево» сорван, тело сотрясают конвульсии.

Для вопросов времени не было. Она вызвала «Скорую» и сказала, что мне лучше уйти до ее приезда. И я ушла. Ушла, спасая себя, а Бен остался лежать в агонии. Тело в судорогах, красивые глаза крепко зажмурены. По крайней мере, он не видел, как я ухожу и бросаю его.

А потом прибыли лордеры и забрали Бена.

Я моргаю, прогоняя набежавшие слезы. Нужно сосредоточиться: на дороге, на своей цели, которая уже близко. Мать Бена заслуживает правды.

Мрачные мысли и бег в темноте, должно быть, отвлекли мое внимание, так как я не сразу заметила, что что-то не так. В воздухе почувствовался какой-то запах, которого не должно было быть. Вначале слабый, потом более стойкий.

Дым?

Он усиливается, и я замедляю бег, затем перехожу на шаг.

Теперь запах очень сильный, а воздух, густой, вязкий, затмевает лунный свет. Глаза начинает жечь, и только усилием воли я удерживаю себя от кашля.

Осторожнее. Двигайся медленно и тихо.

Уже видна улица Бена: смутные очертания домов за заборами и живыми изгородями с одной стороны канала. Над одним из них, лениво клубясь, поднимается дым. Он какой-то нереально серебристый и красный, освещенный луной сверху и красным свечением снизу. Хотя это уже больше не дом. Теперь, подойдя ближе, я вижу, что от него остались только дымящиеся головешки. Руины.

Неужели это дом Бена? Нет, только не это. Я окидываю взглядом соседние, но ни один из них не похож на его дом с мастерской сбоку, где мама Бена изготавливала свои металлические скульптуры. Значит, все-таки он.

Ветер меняет направление, и я натягиваю ворот пуловера на лицо, чтобы дышать через него, и больше уже не могу сдержать кашля. Не видно ни пожарных, ни кого-то еще. Что бы тут ни произошло, все уже кончено, остались лишь руины да красный раскаленный пепел.

Не приближайся. Держись в стороне. Где-то там могут быть наблюдатели.

Неужели это и вправду дом Бена? Неужели такое возможно? Что же случилось?

Уходи. Тут уже ничего нельзя сделать.

Ничего нельзя сделать. Все, находившиеся в том доме… Я вглядываюсь в руины. Дома вокруг невредимы, и только этот полностью уничтожен. У тех, кто находился внутри, не было ни малейших шансов. Дома ли были родители Бена? Меня охватывает ужас.

Я никогда не встречалась с его отцом, но мать его была такой жизнелюбивой, полной творческих замыслов. А в последнее время так горевала по Бену.

Но больше уже не будет.

Уходи отсюда.

Страх все-таки берет верх, и я начинаю медленно отступать назад по тропе, с одной стороны окаймленной деревьями. Жители этой улицы наверняка сейчас не спят и меня могут увидеть.

Я приостанавливаюсь. Теперь, когда дорога идет вверх, видно уже получше.

Скройся из виду.

Если вижу я, могут увидеть и меня. Я прячусь в тени деревьев.