Расколотое 'Я'

Братство людей вызывается к жизни отдельными людьми в зависимости от обстоятельств, в которых они находятся. Но очень редко оно распространяется на всех людей. Во имя нашей свободы и нашего братства мы готовы взорвать другую половину человечества и быть взорванными в свою очередь.

Это вопрос жизни или смерти в наиболее насущном из возможных смыслов, поскольку именно на основе таких примитивных социальных фантазий о том, кто или что есть я или ты, он или она. Мы или Они, связывается или разделяется мир, а мы умираем, убиваем, поглощаем, разрываем и разрываемся на части, сходим во ад или возносимся на Небеса - короче, мы проводим свою жизнь. Что есть "бытие" "красных" для тебя и для меня? Какова природа присутствия, вызываемого произнесением этого магического звука? Разве мы симпатизируем "Востоку"?

Разве мы ощущаем необходимость пугать, стращать или задабривать "его"? "Россия" или "Китай" расположены лишь в фантазиях каждого, включая "русских" и "китайцев" - нигде и везде.

Специфически человеческая черта человеческих группировок может использоваться для превращения их в некое подобие нечеловеческих систем.

Мы не предполагаем теперь, что химические элементы соединяются вместе, потому что любят друг друга. Атомы не взрываются от ненависти. Это люди действуют, исходя ж любви и ненависти, это они объединяются для обороны, нападения или удовольствия, получаемого в обществе друг друга.

Все те люди, которые стремятся управлять поведением большего количества других людей, воздействуют на переживание этих людей. Если можно заставить людей переживать некую ситуацию сходным образом, можно ожидать, что они будут и вести себя сходным образом. Если заставить всех людей хотеть одного и того же, ненавидеть одно и то же, ощущать одну и ту же угрозу -тогда их поведение уже взято в плен: вы получили своих потребителей или свое пушечное мясо. Вызовите общее восприятие негров как недочеловеков или белых как порочных и упадочных, и поведение может быть согласовано должным образом.

Хотя большую часть переживаний и действий можно преобразовать в количественно взаимозаменяемые единицы, схема постижения групповых структур и их постоянства совершенно отлична от схемы, которую мы используем, когда объясняем относительные постоянные в физических системах. В последнем случае мы не тем же самым образом прослеживаем постоянную модель в обратном направлении вплоть до взаимной интериоризапии модели, чем бы ни были составляющие ее единицы. Однако инерция групп людей, проявляющаяся как само отрицание практики, фактически представляет собой продукт практики и ничто иное. Такая групповая инерция может быть лишь орудием мистификации, если она воспринимается как часть "естественного порядка вещей". Идеологическое злоупотребление подобной идеей вполне очевидно. Оно столь явно служит интересам тех, чей интерес заключается в том, чтобы заставить людей поверить, что status quo есть "естественный порядок", предписанный божественным образом или "законами природы". Непосредственно же менее очевидно, но не менее затуманивающе приложение эпистемологической схемы, выведенной из природных систем, к группам людей. Теоретическая позиция здесь служит лишь все большему отрыву практики от структуры.

Группа становится машиной - и забывается, что она - сделанная людьми машина, в которой машиной являются те самые люди, которые ее создают. Она совершенно не похожа на машину, сделанную людьми, которая может обладать своим собственным существованием. Группа - это сами люди, организующие себя в модели, страты, предполагающие и предписывающие различную власть, функции, роли, права, обязанности и т. п.

Группа не может стать сущностью, отделенной от людей, но люди могут образовывать круги, чтобы окружить других людей. Модели во времени и пространстве, их относительное постоянство и жесткость не превращаются когда угодно в природную систему или гиперорганизм, хотя фантазия может развиваться, и люди могут начать жить фантазией о том, что относительное постоянство в пространстве-времени моделей и моделей моделей и есть то, ради чего они должны жить и умирать.

Происходит так, словно все мы предпочитаем умереть ради сохранения своих теней.

Ибо группа не может быть не чем иным, кроме как разнообразием точек зрения и действий ее членов, и это остается верным даже тогда, когда -посредством интери-оризапии этого разнообразия как синтезированного каждым -это синтезированное разнообразие становится вездесущим в пространстве и продолжительным во времени.

Это так же верно, как и то, что человек есть общественное животное, поскольку явная сложность и противоречия социального поля, в котором ему приходится жить, столь труднопреодолимы. Они остаются таковыми даже при фантастических упрощениях, которые накладываются на эту сложность,-некоторые из них мы исследовали выше.

Наше общество множественно в нескольких смыслах. Любой человек, вероятно, является участником большого количества групп, которые могут обладать не только различной системой членства, но и совершенно разными формами объединения.