Расколотое 'Я'

"Джоан -двадцатишестилетняя белая женщина. Болезнь у нее впервые проявилась в начале 1947 года, когда ей было семнадцать. В течение двух последующих лет ее лечили в четырех частных больницах с помощью психотерапевтического режима, сопровождавшегося в делом тридцатью четырьмя электрошоками и шестьюдесятью инсули-новыми курсами. Пациентка пятьдесят раз впадала в состояние комы. "Серьезного улучшения" не отмечалось, и пациентка была в конце концов послана к одному из авторов (М. Л. X.), поскольку казалась безнадежно больной.

В начале лечения автором Джоан была безучастной, ушедшей в себя, замкнутой и подозрительной. Активны были зрительные и слуховые галлюцинации. Она не включилась ни в какую больничную деятельность и зачастую находилась в таком оцепенении, что было трудно добиться от нее хоть какой-то реакции. Если говорилось о необходимости лечения, она яростно сопротивлялась или сердито требовала, чтобы ее оставили в покое. Было совершено три попытки самоубийства -она порезала себя куском разбитого стекла и приняла чрезмерную дозу успокоительного. Временами она становилась столь неистово воинственной, что ее приходилось помещать в отделение для буйнопомешанных".

Я выбрал этот материал по множеству причин. Описание психоза у этой девушки, по-видимому, дает потрясающее подтверждение представленным здесь взглядам. Подтверждение усиливается тем фактом, что настоящая книга была написана до публикации американских материалов. Американские авторы пользуются классической психоаналитической терминологией (это, супер-эго и ид), которая, по моим ощущениям, накладывает совсем необязательные ограничения на понимание материала; описание же самой пациентки, по-видимому, является во многом ее собственным взглядом на себя и не было навязано или предложено ей авторами. Поэтому в данном случае возможные ошибки при представлении материала от одного из моих собственных пациентов, заключающиеся в том, что пациент просто повторяет, как попугай, мои собственные теории, исключены.

И наконец, данная пациентка представила такой ясный и проницательный отчет о себе на "обычном" языке, какого я не припомню. Надеюсь, он покажет, что, если мы посмотрим на экстраординарное поведение психотика с его собственной точки зрения, многое из этого поведения станет понятным.

Во-первых, мне бы хотелось кратко подытожить идеи, которые я изложил.

Отрыв "я" от тела есть нечто, что мучительно переносится и что страдающий отчаянно стремится исправить с чьей-нибудь помощью, но он к тому же используется в качестве основного средства защиты. Фактически это определяет существенную дилемму. Такое "я" желает быть соединенным с телом и укорененным в нем, однако постоянно боится поместиться в теле из-за страха стать подверженным нападениям и опасностям, которых оно не может избежать. Однако "я" обнаруживает, что, хотя оно находится вне тела, оно не может удержать преимущества, на которые бы могло надеяться при таком положении. Мы уже упоминали то, что происходит:

1. Его ориентация -примитивная оральная, обусловленная дилеммой удержания своей жизненности и страха что-нибудь "принять". Оно становится иссушенным жаждой и заброшенным.

2. Оно становится полным ненависти ко всему, что находится там. Единственный способ разрушения и неразрушения существующего может ощущаться как разрушение самого себя.

3. Преднамеренно может быть предпринята попытка убить "я". Она отчасти оборонительная ("Если я мертв, меня нельзя убить"); а отчасти это попытка ослабить сокрушающее чувство вины, которое угнетает индивидуума (нет ощущения права быть живым).

4. Внутреннее "я" само становится расколотым и теряет свои собственные индивидуальность и целостность.

5. Оно теряет собственную реальность и прямой доступ к реальности вне себя.

6а. Безопасное местопребывание "я" становится тюрьмой. Его предполагаемое убежище становится адом.

66. Ему не свойственна даже безопасность одиночной камеры. Его собственный анклав становится камерой пыток. Внутреннее "я" преследуется внутри этой камеры расколотыми конкретизированными частями его самого или собственными фантомами, которые стали неуправляемыми.

Непостижимая речь шизофреника и его действия становятся частично понятными, если мы вспомним, что в его бытии существует основополагающий раскоп, перенесенный из шизоидного состояния. Бытие индивидуума расщепляется надвое, производя развоплощенное "я" и тело, являющееся вещью, на которое взирает "я", рассматривая его временами так, будто это лишь еще одна вещь в мире. Все тело, а также множество "ментальных" процессов отделяются от "я", которое продолжает действовать в очень ограниченном анклаве (фантазирование и наблюдение) или казаться вообще прекратившим функционировать (то есть быть мертвым, убитым, украденным). Такое описание, конечно же, весьма схематично и имеет недостатки любого предварительного сверхупрощения.

Мы уже обрисовали несколько вариантов, при которых такому расколу не удается поддержать здоровое переживание, и он становится ядром психоза.