Расколотое королевство

Стоило мне посмотреть в эти синие, словно океан, глаза, как внутри меня появилось чувство вины. Как будто я сделала что-то не то. Когда Брэн положил руку мне на плечо, на лице Истона мелькнули изумление и обида, но он быстро пришел в себя и спрятал эмоции за насмешками. А мне было так же плохо, как если бы Истон застал нас с Брэном голыми.

Он прав. Я делаю все, что не рекомендовал мне делать доктор. Каждую ночь силюсь вспомнить, кем была последние три года, и каждый день кто-нибудь стремится донести до меня свою версию правды. И я с готовностью принимаю ее. Так или иначе, в моей голове какая-то каша из «Эм-энд-эмс» и «Скиттлз». Я не могу отличить шоколадные драже от фруктовых, а когда пытаюсь угадать, то ощущаю отвратительный привкус во рту.

Может, мне лучше не оглядываться назад? Конечно, ужасно потерять три года из жизни, но не хуже ли стараться вспомнить и потерпеть неудачу? А если это дар? Как много людей получают реальный шанс избавиться от чувства вины за свои прошлые грехи и начать новую жизнь свободными?

Так почему бы не начать все с начала, в том числе и новые отношения – со своими родителями, сестрой, учителями и одноклассниками из «Астор-Парка»? Мне следует благодарить судьбу: не у каждого есть возможность получить аттестат частной академии «Астор-Парк». Благодаря лишь этому я смогу поступить почти в любой колледж. Настолько престижным считается «Астор».

Что толку пытаться реконструировать прошлое, основываясь на воспоминаниях других людей? Это даже не воспоминания, а так, версии – вольный пересказ событий. Если бы мне пришлось снимать фильм о своем прошлом, я была бы героиней, которая читала бы одиноким старикам в домах престарелых, спасала животных или рыла канавы в деревнях, и уж никак не малодушной выскочкой, которая использует людей, чтобы подняться по социальной лестнице.

От моих попыток вспомнить или загладить свою вину за то, что я делала в прошлом, больше вреда, чем пользы. Начиная с этого момента, я буду учиться приспосабливаться к своей амнезии. Если кто-то даст понять, что я ему не нравлюсь, не стану спрашивать, что сделала, а попрошу прощения. Перестану слушать истории людей типа Кайла и Фелисити, потому что это бесполезно, пусть даже что-то из того, что они рассказывали, правда.

Ну и что, что я не могу вспомнить кружащее голову блаженство, когда мальчик первый раз взял меня за руку, или ликование от хорошей оценки за проект, в который вложила всю душу? Или тепло праздников, когда все собираются вокруг елки и поют рождественские гимны, и свои радостные улыбки при виде того, как самые дорогие мне люди открывают с любовью выбранные мной подарки? Я говорю себе, что это не так уж важно, потому что смогу создать новые воспоминания. И они не будут запятнаны ужасными безнравственными поступками, которые я совершала до удара головой.

Я дожидаюсь автобуса, бросаю мелочь в щель для монет и сажусь на задней площадке.

У меня снова будет все «первое»: первая любовь, первый поцелуй, первый раз. Я утираю с лица слезы. Это же чудо, честное слово. Соленая струйка попадает в уголок губ. Слезы текут все сильнее, и я уже не успеваю вытирать их.

Настоящий подарок судьбы.

Я повторяю себе эти слова всю дорогу до дома в надежде, что, переступив порог, поверю в них.

Глава 16

Истон

– Здесь воняет, как на ликеро-водочном заводе, – доносится откуда-то сверху голос Эллы. Такое ощущение, как будто она говорит через трубу, очень длинную трубу.

Я машу ей рукой, чтобы она подошла поближе.

– Что ты говоришь?

– От тебя воняет.

Мне на лицо приземляется что-то мокрое и тяжелое.

– Какого черта!

– Ты можешь говорить внятно?

Я и так говорю внятно. Изъясняюсь на идеальном английском. Наверное, у нее что-то со слухом.

– Что не так?

– Уф! Сойер! Сойер! Черт, ты тоже пьян. Супер. Простите, Каллум, но ваши сыновья сейчас не могут подойти к телефону. Они прикончили бутылку водки.

Я поднимаю пальцы. Их было три. Оскорбительно, что она считает, будто нас могло унести с одной бутылки.

– Вылить им воду в лицо? Я уже бросила мокрое полотенце на Истона, но это не сработало. Ладно, я попробую.

Полотенце! Так вот что это. Я пытаюсь убрать его с лица, чтобы было чем дышать, и со второй попытки мне это удается.

– Дай мне теле…

Плеск!

Поток воды заглушает мои слова. Я вскакиваю с дивана и злобно смотрю на Эллу, моргая глазами.

– Какого черта?

– Помогло, – с удивлением в голосе говорит Элла в трубку. Потом слушает, что отвечает ей человек на другом конце провода – она сказала «Каллум»? – и бросает мне полотенце.

Я ловлю его и вытираю лицо, не сводя с нее глаз на случай, если она решит вылить мне на голову еще одно ведро. Шестеренки в моей голове начинают медленно вращаться. Элла говорит с моим отцом.

– Не уверена, что он в состоянии разговаривать. У него в руке зажато полотенце – наверное, на его месте он представляет мою шею.

Ну, я не стал бы душить ее, но внутри меня бушует гнев. Мы с Эллой всегда были близки. Никогда бы не подумал, что она станет стучать на меня папе.

Оттолкнувшись от дивана, я забираю у нее телефон.

– Как Дубай?