Расколотое небо

Северин проводил инструктаж в классе предполетной подготовки — сюда меньше доносился шум работающих на проверке двигателей. Предстоял парковый день на технике — самое время поговорить с секретарями парторганизаций и замполитами эскадрилий. Особое внимание замполит обращал на работу с каждым авиатором. Современный самолет — оружие коллективное, и от того, как поработает тот или иной механик, техник или другой специалист, зависит успех выполнения полетного задания. Затем Северин заговорил о том, что занимало его больше всего: о дисциплине, о непрерывности политико-воспитательной работы.

— Ни один человек, повторяю, ни один не должен оставаться вне нашего внимания. Прошу провести анализ дисциплины и работы по ее укреплению и обсудить его на заседаниях партбюро эскадрилий и ТЭЧ. С докладами пусть выступят командиры подразделений, на комсомольских бюро — замполиты. Поймите правильно — это не должно вылиться в очередную кампанию. Не ослабляя усилий в летной работе, улучшить дисциплину — вот что главное для всех нас!

Васеев, сидевший за первым столом, внимательно слушал Северина, делал в рабочей тетради пометки. За каждым из намечаемых мероприятий он видел людей, которые их будут выполнять: комэска Федора Пургина, техника Эдуарда Муромяна, механика Михаила Борткевича, замполита Валерия Бута, инженера эскадрильи Василия Выдрина — всех, с кем ему довелось служить бок о бок, вместе делить радости и невзгоды такой нелегкой авиационной службы.

К «высотке» почти бесшумно подошел зеленый автобус, Северин, взглянув на часы, недовольно покачал головой:

— Разговорились сегодня. По распорядку дня ужин. — Он вложил в летный планшет записную книжку, взял со стола фуражку и вышел на улицу. За ним потянулись и остальные. У дверцы автобуса задержал Васеева.

— Пушки-то не все повторно пристреляны! И все тихо-мирно. Как говорится, на Шипке все спокойно. Завтра же Выдрина за бока! Поняли?

Васеев кивнул и жестом предложил Северину войти в автобус.

— Спасибо. Мне в штаб нужно зайти.

Автобус тяжело зарычал, обдал Северина густым едким дымом и покатился по дороге.

5

В штабе было многолюдно: менялись караул у полкового знамени, посыльный и дежурный. Северин подождал у входа, посмотрел смену часовых, вспомнил, как курсантом нес службу в карауле, делая зарубки на самолетном ящике после каждых проведенных на посту суток. Таких зарубок за курсантские годы накопилось больше двухсот...

Горегляд с порога встретил его вопросом:

— Как дела на стоянке?

Северин снял фуражку, подошел к столу, сел, окинул взглядом целую гору бумаг, лежавших перед командиром полка.

— Чего молчишь? А... это, — кивнул Горегляд на папки. — Все это перекочует на твой стол. Начни хотя бы с самой толстой. — Он придвинул к Северину синюю папку и похлопал по ней ладонью. — За три дня пятьдесят входящих! Не успеваю резолюции накладывать. Большинство дельные, а есть и для галочки, на всякий случай. Ну да аллах с ними, с бумагами. Как там на нашей линии фронта?

— На стоянке все в порядке. Тренажер Васеева действует с большой нагрузкой. Подготовка к парковому дню прошла, на мой взгляд, хорошо. Я проинструктировал партактив, поговорил с секретарями и замполитами подразделений.

Северин вздохнул, отвел взгляд в сторону.

— Чего замолчал? Что-то не так?

— Указания о пристрелке пушек, которое вы дали, не выполнены.

— Как не выполнены! Срок прошел!

— Вот именно. Чижков обвиняет Мажугу.

— А Чижков где был?

— Видно, просмотрел. К Мажуге пора принять самые строгие меры. Может, рассмотреть на офицерском суде?

Горегляд вскочил и нажал кнопку селекторной связи:

— Тягунов, зайдите ко мне!

— Есть!

— Выставкин, прошу ко мне!

— Понял!

— Это дело я так не оставлю! — гремел Горегляд. Он возбужденно ходил из угла в угол. Взглянул на Северина, остановился, потер затылок. — А может, подождем с судом? Объявим взыскание, а? Как ты думаешь? Полк заканчивает учебный год с хорошими показателями, а тут — суд. Что о нас скажут? Как вы думаете, товарищ Выставкин?

— Вы правы, товарищ командир. Суд сейчас не ко времени. По всем показателям мы вроде бы впереди других, а тут — суд.

— Хорошо, секретарь.