Расколотое небо

— Да, я сознательно пошел на это, — твердо заявил Геннадий командиру полка. — С утра все усваивается лучше. Люди в сборе, техники работают старательнее — машина готовится к полетам с участием командира экипажа. По старой же методике в тренаже участвует лишь часть летчиков. Да и тренажеров не хватает: до обеда бездействуют, а к вечеру — максимальная нагрузка.

Горегляд, нахмурившись, слушал Васеева, изредка косился на Брызгалина. Устало обронил:

— Можете идти, Васеев. Ваше решение утверждаю. Геннадий вышел. Горегляд повернулся к заместителю.

— Его доводы основательны. Что вам в них не понравилось?

Брызгалин сидел молча и, казалось, безразлично смотрел в окно. Сжатые в кулаки руки лежали поверх летного планшета, на них синевато бугрились набухшие вены. Лицо страдальчески морщилось.

— Сегодня Васеев изменил методику предварительной подготовки, завтра это сделает Редников, — наконец глухо произнес он. — Что же получится? Полк один, а в нем каждый комэск со своим уставом?

— Может, это и хорошо, Дмитрий Петрович. — Горегляд намеренно назвал Брызгалина по имени-отчеству. — Пусть молодежь ищет новое. Видимо, устарела методика предварительной подготовки, и надо изменить. Редников поддержал Васеева. Значит, нам надо это дело изучить, обсудить на методическом совете и внедрить. — Ему почему-то стало жалко своего заместителя.

«Выработался, — подумал он, глядя на Брызгалина. — Ничего нового признавать не хочет. Стареем потихоньку. Когда тебе за сорок — за собой смотри и смотри. Не расслабляйся. Не распускай нервы. Не будь брюзгой и ворчуном...»

* * *

Вылет звеном прошел успешно, и Подшибякин, выйдя из кабины, с восторгом рассказывал молодым летчикам:

— Ну и дела, братцы, ну и полет! Я летел ведомым у Сторожева справа, а тут же, рядом со мной, — пара нашего звена. Ни влево, ни вправо — зажат с двух сторон. Ох и повертел головой! Шея от напряжения болит. Как черт в рукомойнике — ни туда ни сюда! А когда перешли на вертикаль — совсем невмоготу стало: и цель не упусти, и за ведущим смотри, чтобы в него не вмазать...

Подшибякин долго делился с товарищами впечатлениями от только что проведенного группового воздушного боя. «Это хорошо, — размышлял Васеев. — Сам покрепче станет, да и другие на его опыте быстрее уверенность обретут. А в нашем деле вера в свои силы — половина успеха».

Возле «высотки» собрались почти все летчики полка — ждали задержавшегося где-то автобуса. Поначалу разговор шел о сегодняшних полетах; особенно усердствовала молодежь — как и Подшибякин, все, кто участвовал в групповом воздушном бою, были переполнены впечатлениями. Особняком держались пилоты постарше — в разговор не вмешивались, но слушать слушали.

Листая авиационный журнал, Сторожев заметил заголовок: «Еще раз о таране», громко прочел его. Стоящие рядом заинтересовались, и Сторожев начал читать статью вслух. Вскоре все, кто был возле «высотки», прервав разговор, сгрудились поплотнее вокруг капитана.

Северин подошел к летчикам, когда Анатолий закончил чтение.

— Что интересного? — спросил он.

— «Специалисты» по тарану появились, — сказал Сторожев. — Один автор ссылается на то, что журналист Лисовский в годы войны беседовал с маршалом авиации Новиковым о таране. Маршал будто бы заявил ему, что таран, как прием боя, устарел, это удел одиночек и о нем вроде бы пора забыть. А вот ответ маршала Новикова: он никогда о таране с журналистами не беседовал.

— Что же это получается? — возмутился старший лейтенант Донцов. — Форменная липа, а!

Замполит молча взял журнал, бегло просмотрел статью и, подняв глаза, негромко ответил:

— Действительно, липа...

Между молодыми летчиками разгорелся спор, каким крылом сподручнее бить: левым или правым. Вмешался Васеев:

— Поспорьте лучше, откуда ближе до созвездия Пегаса: от Калуги или от Алма-Аты... Смотря как сложится ситуация. Удобно бить левым — бей левым. Вот что надо: успеть сократить скорость сближения до минимальной.

— Крыло не выдержит, — возразил Редников. — Тонкое, как бритва.

— Все зависит от условий. Главное — уничтожить врага, — твердо сказал Васеев.

Скрипнув тормозами, к высотному домику подкатил автобус. Разговор о таране угас сам собой. При выходе из автобуса Северин сказал Васееву:

— Наконец-то пришел вызов из училища на сержанта Борткевича.

Геннадий вспомнил, как замполит показывал ему письмо в Москву. Экзамены Борткевич сдал неплохо, но недобрал два балла. Конечно, у тех, кто поступал в училище прямо после окончания средней школы, знания посвежее, у них и балл повыше, чем у солдат и сержантов. Вот и откомандировали Борткевича обратно в свою часть. Переживал Михаил, людей стыдился. Замполит написал письмо главкому.

— Прекрасно! — обрадовался Геннадий. — Борткевич знает?

— Еще нет. Ты с Бутом хорошенько продумай, как будем провожать его из полка. Лучший механик. Я Ваганова на помощь пришлю.

Из штаба Васеев возвращался поздно. Возле дома к нему подошел старший лейтенант Мажуга. Поначалу в темноте Геннадий не узнал его, а узнав, удивился:

— Вы ко мне?

— К вам.

— Что-нибудь случилось?