Расколотое небо

— А мне в детстве хорошо было, — сказал Геннадий, когда Лида замолчала. — Мать на лето отвозила в деревню, а там река — чудо что за река! Иловля называется. Купались мы в ней до посинения, рыбу ловили... Бабушка пирожков напечет, молодой картошки наварит, молока принесет. Пей — не хочу. А главное — свобода. Правда, зимой было похуже. Жили трудно — на мамину зарплату и пенсию за погибшего на войне отца. Мама, бывало, усадит рядом, разложит довоенные фотографии, старые, пожелтевшие, рассказывает об отце, а сама плачет. Отец у меня тоже в авиации служил.

Он готов был рассказывать ей о себе до утра, но время увольнительной заканчивалось. Утешало одно: Лида разрешила завтра заглянуть в санчасть.

3

Встречались они почти каждый день. Что-то новое, светлое вошло с Лидой в жизнь Геннадия. Все ему нравилось в девушке: большие задумчивые глаза, красивые руки с неярким маникюром, нежное, тронутое румянцем лицо, по-детски пухлые губы — неброская, сдержанная красота. Лида тоже потянулась к нему — робкий, застенчивый курсант привлек ее какой-то особой сдержанностью и добродушием. Иногда Лиде казалось, что она знает его давно-давно. Как и раньше, она спешила по утрам на работу, хлопотала по дому, ухаживала за больной бабушкой, но теперь ко всему этому добавилось ожидание: завтра я его увижу! Мысль об этом наполняла ее радостью, а привычную, порядком надоевшую работу — смыслом.

Бабушка тут же заметила перемену.

— Уж не влюбилась ли ты, внученька? — как-то пошутила она. — Вон ведь не ходишь — летаешь. Парень-то хоть стоящий?

Лида жарко покраснела и смущенно отвела глаза:

— Стоящий, бабушка. Таких, может, больше на всем свете нет.

— Ну дай-то бог, — вздохнула бабушка. — То-то, я гляжу, ты прямо светишься от счастья.

Стояли первые дни осени, когда и трава, и деревья еще по-летнему зелены, а воздух, обожженный первыми утренниками, звонок и прозрачен. Геннадий и Лида медленно бродили по дальней аллее парка. Тихо там былой безлюдно. Березы согрелись за день на ярком солнце и теперь дремали, свесив длинные ветви в небольшой пруд. Геннадий рассказывал о своих друзьях, об учебных полетах, о скором выпуске. Лида молча слушала его, радовалась, что он рядом, и смутная улыбка светилась в ее глазах.

Когда зажглись фонари, она спохватилась:

— Ой, забыла! Мне надо отнести девчонкам пластинку!

— Завтра отнесешь. Такой славный вечер... Останься, — попросил он.

— До которого часа увольнительная?

— Я... Я самовольно ушел.

— Что же теперь будет? — испуганно сказала Лида. — Ох нагорит тебе...

— Ну и пусть, — мрачно ответил Геннадий. — Я не могу, понимаешь?! Не могу. Мне без тебя — как без неба...

Геннадий приблизился к Лиде, взял за плечи, с силой притянул к себе и неумело ткнулся губами в щеку.

— Что ты делаешь, сумасшедший? Пусти! — Лида попыталась вырваться, но Геннадий еще сильнее прижал девушку. Раздался хруст лопнувшей грампластинки.

— Ой! — вскрикнула Лида и почувствовала на лице его обжигающие губы. — Пусти! Задушишь!

— Ты... ты самая хорошая, — задыхаясь, шептал Геннадий. — Самая лучшая...

Потом он провожал Лиду домой. Дом был маленький, деревянный, три окна с резными наличниками и тяжелыми ставнями глядели в палисадник, густо заросший сиренью и жасмином. За домом темнел сад, посаженный еще Лидиным дедом. Яблочным духом был пропитан весь воздух.

— Слышишь, как пахнут яблоки! — Лида подвела Геннадия к раскидистому дереву и плечом прижалась к нему. Он обнял девушку и зарылся лицом в ее густые волосы.

— Не надо, — прошептала она. — Ты, Гена, иди, Потапенко ругать будет.

— Наш инструктор не из таких. Он добрый. Сам еще молодой, поймет.

— Иди. Мне боязно за тебя.

— Еще немножко, — умоляюще проговорил он. — Мне так хорошо с тобой. Я приду в воскресенье. Хорошо?

— Мы с мамой будем на огороде.

— Я вам помогу! Обязательно приду!

4

В воскресенье, после завтрака, Геннадий отыскал инструктора Потапенко и попросил разрешения уволиться в город.

— Сегодня очередь Сторожева.

— С Анатолием я, товарищ капитан, договорился.

— А куда пойдешь, если не секрет? — поинтересовался Потапенко.

Геннадий замялся, поправил пилотку и вздохнул:

— Секрет, товарищ капитан.

— Мне говорили, что ты увлекся Лидой из санчасти. Так? — Потапенко взял его за локоть и отвел в заросший сиренью и акацией методический городок. Сел на скамейку. — Садись.

— Спасибо, постою.

— Садись, садись, разговор не из коротких.

О своих отношениях с Лидой Геннадий никому еще не говорил. Об этом знали только его друзья, Сторожев и Кочкин.

— Рассказывай, — сказал Потапенко. — Я не из любопытства спрашиваю, сам знаешь. В твоем возрасте легко дров наломать. Если у тебя все это от сердца, помогу. Если же так, баловство одно, то не обессудь — я против.

— Нет, это не баловство, — твердо ответил Геннадий. — Я люблю ее.

— Спасибо за откровенность. Лида очень хорошая девушка. Я ее давно знаю — мать у нас в санчасти работала, только недавно перешла в больницу. Нелегко им живется. Ты уж по-мужски помоги им.

— Я вот и хотел сегодня помочь убрать подсолнух и кукурузу.