Расколотые небеса

— Это в самом деле было так необходимо? — брезгливо тронул он причудливо скрученную деталь, оставившую на пальце жирный след копоти. — Как-нибудь аккуратнее не получалось?

— Да не умеют они аккуратнее, — буркнул перемазанный копотью по самые брови приват-доцент, нахватавшийся вольнодумства от старших коллег. — У них самый точный инструмент — бомба…

Столько горечи было в этих словах, что летчики смутились еще больше, словно мальчишки, полезшие, не спросившись у взрослых, ковыряться в сложном приборе и непоправимо его испортившие. Непоправимее некуда.

— У меня приказ! — фальцетом выкрикнул полковник, делая движение рукой к нагрудному карману, словно там и впрямь лежал всемогущий приказ, способный исправить положение. — Понимаете? У меня приказ!

— Приказ уничтожить посланца из чужого мира? — взвился Новоархангельский. — Приказ превратить в никчемные ошметки единственное доказательство существование разума по ту сторону портала?…

В полемическом задоре академик совсем забыл о существовании еще одного, более чем веского доказательства существования разумной жизни в параллельных мирах, к тому же стоявшего в двух шагах от него, но Бежецкий не стал поправлять оратора.

Увы, у Гжрабиньского действительно был приказ… Приказ сбивать все, что появится из портала. Безопасность — прежде всего. Формально он был прав на все сто…

— Успокойтесь, полковник, — примирительно начал Александр. — Мы все понимаем…

— У меня приказ! — яростно пробормотал, не слушая его, летчик. — У меня — приказ!.. Честь имею!

Он повернулся кругом и, словно забыв про субординацию, не прощаясь, покинул провонявшее гарью помещение. Следом, с извиняющимся видом отдавая честь на ходу, потянулась «свита».

— Приказ у него! — продолжал кипятиться Агафангел Феодосиевич. — Исполнительный какой выискался! Приказы им мозги заменяют — болванчикам заводным… А вы тоже хороши, Александр Павлович! — потеряв контакт с непосредственным раздражителем, напустился он на единственного военного в радиусе досягаемости. — «Мы все понимаем…» Что мы понимаем?… Й-й-эх!..

— Агафангел Феодосиевич… — тихо проговорил Мендельсон, уже несколько поостывший. — Агафангел Феодосьевич!..

Академик замер с открытым ртом, медленно его закрыл и вдруг вызверился на ни в чем не повинных коллег:

— А вам тут какого рожна нужно?! Живо по рабочим местам! Дармоеды, мать вашу!!!

Комната вмиг опустела. Только Смоляченко, словно его академический гнев не касался, продолжал самозабвенно копаться в останках чужого «зонда».

— Извините, генерал, — пробормотал Новоархангельский, покаянно свесив лохматую, как у основоположника марксизма, голову и запустив пятерню в дремучую бороду. — Погорячился… При подчиненных… Стыд-то какой… Простите…

— Бог с вами, Агафангел Феодосиевич! — настала очередь смутиться Бежецкому. — Какие мелочи, право…

— И все равно… — начал было Новоархангельский, но от стола раздался такой вопль, что он испуганно осекся и почему-то схватился за очки.

Возбужденный донельзя приват-доцент потрясал над головой какой-то кривой железякой, донельзя напоминая при этом австралийского аборигена с бумерангом. Пятна и полосы копоти на его лице выгодно дополняли этот образ, вполне способные сойти за боевую раскраску. Разве что цивильный костюм несколько мешал: для полноты картины ученому подошла бы набедренная повязка или, на худой конец, шкура мамонта…

— Что с вами, Леонид Тарасович? — кинулся к нему физик-помор. — Поранились?

— Да нет же, нет! — вопил тот, суя всем под нос свое «оружие», действительно обладающее такими острыми краями, что при случае могло заменить серп. А массивностью — и молот заодно. — Вот здесь, глядите!

Уклонившись от зазубренного лезвия, походя едва не лишившего его уха, Александр вгляделся в потемневший металл и, не веря себе, прочел вместо каких-нибудь невразумительных иероглифов незнакомой письменности сакраментальное: «…торский Нижегородский завод…»

* * *

— Нет, нет и нет! — поджал губы генерал Ляхов-Приморский, отказавшись даже смотреть на предъявленные Александром «вещдоки». — Я не могу рисковать судьбами Империи, даже если по ту сторону — рай земной со всеми его прелестями.

— Там нет рая, — устало проговорил Бежецкий, покачивая перед собой пальцем на стекле стола ту самую «эпохальную» железяку, теперь тщательно отмытую и аккуратно лишенную чересчур опасных выступов. Один из нескольких десятков фрагментов корпуса, деталей двигателя и остатков «начинки», несущих на себе явные следы принадлежности изделию, сошедшему с конвейера «номерного» завода, расположенного в Нижегородской губернии. — И прелестей особенных нет… Все, как здесь. Похоже, что в точности.

— В точности, говорите? Чего же они тогда сами… Ну, это…

Генерал потерял мысль, машинально придвинул к себе обгоревший с одного края обломок печатной платы, взял протянутую с готовностью Александром лупу и долго шевелил губами, вчитываясь в мельчайший текст фирменного ярлычка.