Ноги сами несли ее вперед куда-то к неизвестной цели. Родной чужой город проплывал мимо, равнодушный к инородной человеческой песчинке, затерявшейся в его огромном теле. Встречные прохожие не замечали медленно бредущую девушку, обтекали ее, как неодушевленное препятствие, или, глядя вслед, крутили пальцем у виска. Первопрестольная привыкла к юродивым и сумасшедшим. Ее широкой души уже не хватает на всех…
Городовой было двинулся в ее сторону, но, разглядев приличную одежду, вернулся на пост — мало ли какая беда у человека, а вот прояви излишнее рвение, и потом не оберешься греха. Чужая душа — потемки.
Екатерина опомнилась лишь на Никольском мосту.
Река, по теплой зиме не скованная льдом, неспешно несла свои воды под ажурной решетчатой аркой, унося к далеким океанам отражения кремлевских башен и огней второй столицы Империи. Редкие автомобили проносились мимо, озаряя замершую у перил фигурку любопытствующими лучами.
Катя оперлась на чугунный парапет и взглянула в черную и гладкую, маслянисто отсвечивающую бликами фонарей воду.
«Как там сейчас, наверное, холодно, — подумала она, следя за проплывающим внизу мусором и ледяным крошевом. — Холод и… спокойствие… Покой… Полный покой…»
Ладонь без перчатки скользнула по гладкому холодному металлу. Девушка была гибка и спортивна, ей ничего не стоило, опершись ногой о фигурную ограду, подтянуться на руках.
И она это сделала.
Катя возвышалась над темной рекой и не испытывала никакого страха. Наоборот, ее не покидала гордость за себя, такую юную, красивую и сильную.
«Попробовала бы ОНА так! Этой корове нипочем…»
Она взглянула вниз.
«И ведь не страшно совсем… Что если я…»
Она начала чуть-чуть клониться вниз, по-детски обмирая сердцем и ловя момент, когда можно еще удержать равновесие, а когда…
Чья-то рука крепко, до боли, сжала ее плечо и бесцеремонно сдернула обратно на надежную твердь. Сердце пропустило удар: «Он! Кирилл…»
Но высокий мужчина в форменной фуражке был незнаком. Почти незнаком…
«Ну что тебе далась эта девчонка? — корил себя Вячеслав в несчетный раз. — Незнакомая, не красавица, к тому же — „потусторонняя“. С чего ты взял, что она соизволит с тобой заговорить? Даже не заговорить — просто глянуть в твою сторону. Ведь ты тоже, между нами, не красавец. Да и вообще… Вполне сложившийся холостяк, скучный служака, не Дон-Жуан какой-нибудь…»
Автомобиль поручика снова и снова кружил вокруг квартала, содержащего в себе тот самый заветный адрес, и ни разу Слава не позволил себе даже свернуть в нужный переулок, не то что подъехать к дому и постучать в дверь. Но перед глазами вновь и вновь вставало милое лицо, поэтому и бросить все и уехать он тоже не мог.
«Окстись, дубина! — думал он, упрямо выворачивая руль на несчетный круг. — Девушка приехала развлечься, пообщаться с самой собой, так сказать, со стороны. Да и мало ли… А ты тут со своим „пиковым интересом“. До тебя ли ей вообще, ваше благородие?… И почему ты вдруг решил, что она — свободна? Может быть, госпожа Соколова она — по мужу, и заявись ты в гости — просто не поймет…»
Решимость сменялась унынием, а уныние — надеждой. Спрашивается: чем могла приворожить сердце офицера невысокая хрупкая девушка с простым русским лицом? А вот поди ж ты…
Чары рассеялись, когда на Москву опустился ранний зимний вечер.
«Все, поручик! — одернул себя Кольцов. — Пора и честь знать. Все же ты — не сопливый кадет, готовый волочиться напропалую за первой встречной юбкой. Завтра на службу, и кому ты там будешь нужен — издерганный и нервный? Домой, под душ, ужинать и — в постель. Старую добрую холостяцкую постель, еще ни разу тебе ни с кем иным не изменившую…»
Вячеслав, как всегда, приняв решение, успокоился и, въезжая на Никольский мост, даже принялся мурлыкать под нос что-то про овечек из популярного шлягера, когда…
Свет фар внезапно выхватил фигурку, колеблющуюся в неустойчивом равновесии на парапете, и сердце пронзила молния.
«Успеть! Только успеть!.. Черт! Плаваю ведь, словно топор без топорища! Сколько там до воды?…»
И лишь когда ладонь сомкнулась вокруг тонкой девичьей руки, офицер понял, что Бог — есть.
А когда развернул несостоявшуюся самоубийцу лицом к себе, чтобы обрушить свой гнев на ее пустую голову, понял, что Бог не только есть, но и следит за всеми нами с небес неусыпно…
22
— И все равно, я считаю, что это — неоправданный риск.
Бежецкий аккуратно подровнял стопочку только что прочтенных листов и отодвинул от себя по полированной поверхности стола. В кабинете повисла тишина.
Совещание, собранное князем Харбинским, длилось уже более двух часов, и выработать какое-либо общее мнение пока не представлялось возможным. Подобное являлось вопиющим исключительным случаем в среде людей, обычно понимающих друг друга с полуслова, но и сам повод тоже был беспрецедентен. Речь шла ни много ни мало — о первой в истории встрече двух императоров двух Российских Империй.