Расколотый берег

День был хмурый и безветренный. Собаки побегали, поискали Ребба, вернулись, и он отправился своим привычным маршрутом, вверх по холму. Деревья совсем облетели, слои сотен поколений сырых листьев скрывали их корни. Кэшин спустился по склону, миновал широкую поляну, где сегодня не оказалось ни единого зайца. Переступая с камня на камень, пересек все еще бурный ручей. Не заметив нигде собак, он повернул на запад, к земле Хелен, и вспомнил ту картину: залитая лунным светом долина, мальчишки, выстроившись цепочкой, идут к домам, где светятся окна. Лагерь «Товарищей»… Он подумал о Полларде, которого повесили на сцене, о том, как он, распятый, мучительно умирал, а кто-то в зале сидел, словно смотрел представление или концерт, смеялся, хлопал в ладоши…

В какой момент Поллард потерял сознание? А тот зритель — радовали ли его звуки смерти, агонии? Просил ли Поллард пощады? Может быть, как раз этого тот неведомый зритель и ждал?

Бургойн платил Полларду. Бургойн — покровитель «Товарищей».

«Товарищи» хранили документы по всем лагерям, даже тем, что закрылись гораздо раньше, — в Западной Австралии, Квинсленде, Южной Австралии. Куда же делись отчеты по Порт-Монро?

В тот день собаки нашли пояс.

«Будь готов».

Пояс не шире ошейника. Взрослый запросто обхватит такую талию руками.

В доме Каслман работы шли полным ходом. Новенькое гофрированное железо покрывало крышу, как бы продолжая облицовку стен, розовели струганные доски, в стенах уже наметились проемы высоких окон, к дому примыкала площадка, которой предстояло стать просторной террасой. Здесь можно будет спокойно сидеть, смотреть на ручей, на склон холма. На его собственность…

С чего это ему вздумалось предложить ей купить полосу земли вдоль ручья? Потому ли, что она вела с ним нечестную игру, что она была богатой, красивой, избалованной девицей и целовалась с ним, застенчивым, нескладным верзилой, которого стригла, как умела, собственная тетка?

Предложение отозвано.

Хороший получился забор, крепкий. Ребб сработал на совесть. Сколько же ты проходишь в день, а, Ребб? Он не из таких, что голосуют на дороге, — люди сами останавливаются и предлагают подвезти. Весь инструмент Ребба, чистый, смазанный, аккуратно висел на гвоздях в сарае. Матрас стоял у стены, сложенные вчетверо одеяла лежали на пружинах кровати, поверх них — подушка и выстиранная наволочка.

Телефон зазвонил, когда Кэшин дожевывал приготовленную в микроволновке кашу.

— Как там у тебя, уже вторник? — спросил Дав.

— Какой недели?

— Я бы сказал, какого года. Ну и накопал я про этого Дэвида Винсента!

— Что нашел?

— Да полно.

— Давай выжимку. Наверняка же подготовил.

— Наверняка. Ну, родился в шестьдесят восьмом году в Мельбурне, в семьдесят третьем попал в детский дом, с семьдесят третьего по семьдесят шестой жил в каком-то Колвилл-хаусе. Дальше, до семьдесят восьмого года, жил в первой приемной семье, до семьдесят девятого — во второй, сбежал, нашли, до восьмидесятого года жил в третьей семье, снова сбежал. Слушаешь?

— Да, рассказывай.

— Потом, в восемьдесят третьем году, арест в Перте за кражу дамской сумочки. Ему тогда было уже пятнадцать. Затем всякая мелочовка, в восемьдесят четвертом на полгода загремел в колонию для несовершеннолетних, в восемьдесят шестом уже на девять месяцев. Вот такой вот фрукт.

— А дальше?

— Ничего хорошего. Различные заведения… В одном рапорте говорится: «Клиническая депрессия, осложненная многочисленными вредными привычками». Четыре года в «Лейксайде», Балларэт. Вроде бы красиво звучит: четыре года «У озера». Ну а если между строк — героин, амфетамины, метадон, травка, выпивка, драки, травмы всего, что только можно травмировать.

Кэшин не замечал, как тонкая нить солнечного луча ползет по половицам старой комнаты.

— Спасибо, — поблагодарил он. — Слушай, мне нужен номер телефона, с которого Дейв Винсент звонил по горячей линии. Он есть у Трейси.

— Я думал, говорить с Винсентом сложно?

— Иногда людям бывает сложно смотреть в лицо.

Наблюдение, в свое время сделанное Синго. Давным-давно, еще в первый год был такой случай: мужчина из Джилонга ничего не говорил, судорожно сжимал кулаки, на шее вздулись жилы. Синго написал на листке, вырванном из блокнота, свой номер и передал этому несчастному. Они вышли и сели ждать у Синго в кабинете. Через минуту зазвонил телефон, и Синго проговорил почти час.

— Ну, я рад, что ты так самокритично к себе относишься, — сказал Дав. — Я имею в виду, насчет телефона. А для общего развития можно узнать, что тебе нужно от Винсента?

— Мне кажется, он бывал в лагере «Товарищей» в Порт-Монро.

— Да? И зачем это тебе?

— Так, предчувствие.

— А, предчувствие… Опять об этом. Секрет фирмы, так сказать. Не вешай трубку.

Минуты через две Дав продиктовал Кэшину нужный номер.

— Ну что, продолжай трудиться, — сказал Кэшин. — Загляни в отдел по борьбе с наркотиками, или как он там теперь называется, и арестуй первого же придурка.

— Как старомодно! Совсем далеко от современных методов полицейской работы.