Расколотый меч (СИ)

Эдмус был стопроцентно уверен, что умеет петь, а все, кто его знал, были стопроцентно уверены в обратном. Для меня это была тайна за семью печатями: шут прекрасно слышал, как по кустам шуршит заяц за пятьсот метров, но если про человека без музыкального слуха говорят: «Медведь на ухо наступил» – то на ушах спирита станцевало брейкданс стадо диких слонов.

– И он предложил мне спеть любимую песню…

Да, и еще Эдмус неуклонно придерживался девиза незабвенного Дениса Кораблева: «Хорошо петь – это значит петь громко». Заслышав то, что получалось в результате, с дороги шута разбегалось все живое. Мы дожили до этой поры только потому, что Эдмус распевать привык в небесах, а разрушительная сила звуков, которые он производил, падала на расстоянии.

Если бы ему вздумалось заняться пением в моей квартире – с четвертого этажа тут же принеслась бы кошатница тетя Нина – порицать за убийство бедных пушистых зверьков. С особенными извращениями и в огромных количествах…

Понятное дело, любые эликсиры против такого дара были бессильны.

Я уже смеялась так, что мне пришлось искать сидение на ощупь.

– Ну… я запел… знаешь, решил что-нибудь непонятное, из вашего мира, чтобы он не понял. Я, когда спустился к твоей соседке, вот такое слышал: «Энд ай вил олвейз лав ю»…

– Потише! – прикрикнул алхимик, когда Эдмус вознамерился продемонстрировать, как дело было, въяве. – Мы не эстеты, но тоже люди! А этот, хоть и без сознания, от твоего вытья, подпрыгивает на полметра. Ольга, тебе от смеха дать что-нибудь?

– По лбу… – призналась я, хохоча уже в голос. – Больше никак… Эдмус, а что было дальше?

– Дальше было ничего. Как только я это немножко спел – он почему-то поднялся со своего стула, выпучил глаза и упал. Уронил на себя свои листы с нотами. Я, конечно, за вами… а он жить-то будет?

Веслав распрямился и поставил пузырьки с успокаивающим и укрепляющим на клавикорд.

– Должен, – сказал он решительно, – а если бы ты хоть до половины песни дошел – могли б и не откачать. Но бросать его сейчас нельзя, а то как бы он не уплыл с песней на тот свет. Придется ждать.

С вердиктом, хоть и без должной охоты, согласились все. Явственно колебалась в основном Виола. Наверное, она опасалась, что у Харра, когда он очнется, могут быть какие-то претензии персонально к ней.

Здесь она ошиблась. Кузнец очнулся просветленным, очень обрадовался, увидев нас, петь больше не пытался и все повторял, что обрел смысл в жизни.

А еще он вдруг проникся живейшим сочувствием к нам и к ситуации, в которой мы оказались.

– Да-да, бедный ваш друг, да-да… – повторял он, не замечая, что машинально разрывает на куски собственные ноты. – Знаете что? Вам непременно нужно зайти к моим соседям. Очень разумные люди, иногда бывал у них в гостях… то есть, не люди, алхимики, конечно, но они вам помогут, обязательно помогут! Может статься, они скажут – да-да, скажут, почему меч не пылает, конечно, вам нужно пойти к ним…

Он твердил это на все лады с такой же страстью, и так пытался нас обнять и облобызать, что мы поспешили согласиться и убраться из его дома как можно скорее. Вдогонку нам понеслось:

– Как прекрасно жить на свете! Солнце…травка!

– Веслав, – поинтересовалась я, оглядываясь назад. – А его точно можно… э… оставлять одного? По-моему, у него и раньше в голове мыши жили, а уж теперь…

Алхимик не ответил: он уже дошел до пустых ворот города своих собратьев и теперь рассматривал какую-то видимую только ему черту.

В свете последних новостей о том, что в граде кто-то остался в живых, путешествие за эту черту могло обернуться плохо.

– Я о таком раньше слышала, – сказала Виола, имея в виду Харра. – Если кто-то переживает что-то ужасное, что потрясает его до глубины души…

– Эй! – обиделся Эдмус с воздуха. Хотя по-моему, обижаться было нечего, поскольку мало что из слышанного мной могло поспорить с его пением.

Веслав провел ладонью по воздуху, будто снимая невидимую паутину.

– Сюда что, могут войти только алхимики? – за время предыдущих миссий мы твердо уяснили себе, что ждать от всех нужно худшего.

Магистр обернулся резко, тряхнув отросшей за последнее время кучерявой шевелюрой.

– Харр, по-твоему, алхимик? Войти может кто угодно. Другое дело – что он там увидит. Вам бы лучше подождать меня за воротами.

– Ага, – с выражением полнейшей покорности на лице отозвалась я. – И дождемся потом какого-нибудь зомби, спрыснутого этим твоим одеколоном для маскировки. Во радости будет!

Алхимик вспыхнул в секунду, как порох.

– А о тебе речи вообще не идет! Ты остаешься здесь, или можешь вернуться и добить кузнеца своим пением!

Я оглянулась на Виолу и Эдмуса, но те только глаза вытаращили. Тоже не ожидали такой дискриминации?

И ведь пять минут назад я шагу бы не сделала за пределы этих пустых ворот, но теперь…

– А ты меня свяжи, и я не пойду!

Веслав скрестил руки на груди.

– Я тебе еще и приказать могу, – процедил он. – Забыла, с кем говоришь?

Хаос с прицепом! И этот неврастеничный тиран – наш новый Поводырь! Он ведь правда прикажет – по глазам его вижу, и этот приказ прикует меня к месту, потому что если я ослушаюсь…