Расколотый Мир

Утром Лив напилась, умылась, постирала белье и недолго посидела на камнях у озера, греясь на солнце. А когда обсохла, оделась и вернулась в пещеру.

Прошлым вечером Генерал был полон сил — прохаживался, спотыкался, жестикулировал, будто отдавая приказы, поэтому она привязала его за ногу к извилистому корню. К выполнению сей процедуры она уже привыкла — чтобы вспомнить, насколько это нелепо, понадобилось бы отдельное усилие.

Генерал сидел на полу пещеры и разговаривал с извилистым корнем ученым тоном:

— Жили-были скаредные муж и жена, детей у них не было, и заботились они только о змеях, что ползали среди веток и костей на церковном кладбище. И вот однажды пришел к ним бедняк...

Она села рядом, открыла ему рот — теперь он мог только булькать горлом вместо болтовни — и запихнула ломтик вяленого мяса.

После недолгих уговоров он прожевал еду, затем проглотил. Она напоила старика водой и вытерла досуха его бороду:

— Вы хорошо себя чувствуете, Генерал?

Он промолчал.

— Дубы хорошо на вас действуют. Вы стали разговорчивей, а разве это плохо? Кридмур ушел. Мы одни. Поговорим?

Он посмотрел на нее властно, будто собирался отдать приказ о ее казни или заставить ее готовить орудие к бою. Но в глазах его не читалось ни единой мысли.

Вздохнув, Лив развязала его. Потом закинула на плечо рюкзак и отвела старика к озеру, где начала его раздевать.

Он стал брыкаться. Она подняла его тонкие дергающиеся руки и натянула рубаху ему на голову:

— Знаете, Генерал, сравнительное изучение таких, как вы, способно пролить свет на то, как работает мозг. Если повреждения вашего мозга не тотальны, если часть рассудка сохранилась, тогда, сравнивая различия в отклонениях с другими пациентами, можно узнать много интересного...

Она сняла с него рубаху, оголив впалую грудь — коричневую и волосатую.

— Этим я занимаюсь на досуге, Генерал.

Она расстегнула его пояс. Штаны его запачкались, ему явно не мешало вымыться.

— Кридмур считает, мне лучше убить вас, чем допускать риск того, что вы попадете в руки его Хозяев. Кажется, у него на все один ответ — убийство. Джон Кридмур, рассуждающий о морали, столь же отвратителен и жалок, как собачка, танцующая на задних лапах, или кошка, читающая проповедь. Но при этом он вполне может быть прав...

Говоря все это, она стаскивала с Генерала потертые, растрескавшиеся сапоги. Он остался совсем голым, и она мягким жестом велела ему окунуться в озеро. Он встал по грудь в воде и начал покачиваться в ее слабом течении и дрожать, несмотря на палящее солнце.

— Это было бы просто, — продолжала Лив, — и, наверное, даже не жестоко. Я могла бы заморить вас голодом или просто утопить. Похоже, он надеется, что именно так я и поступлю. Тогда я избавила бы его от необходимости принимать решение. Он побежал бы к своим мерзким Хозяевам и сказал бы им: «Во всем виновата женщина, это сделала она». И возможно, они даже простили бы его, и дали ему новое поручение, и мир на веки вечные остался бы прежним... — Она сидела на камне, сложив руки на коленях. — Но я этого не сделаю.

Генерал стоял в воде и бесстрастно взирал на нее.

— Правильное ли это решение, Генерал? Что бы вы сказали, если бы могли сказать что-то осмысленное? Я читала вашу книгу. С одной стороны, вы были беспощадны. Сжигали города и поля. Казнили предателей. Внушали десяткам тысячам юношей, что погибнуть в бою — это благородно, и они с готовностью гибли. Вы были готовы на эти жертвы, если нужно...

Он даже не мигнул.

— С другой стороны, вы были оптимистом. Считали, что мир можно изменить. Наверняка бы сказали: найди это загадочное Оружие и воспользуйся им. Пускай оно может попасть в руки Линии или Стволов — рискни. Оно того стоит. Я не верю, что Кридмур и вправду решил ослушаться своих Хозяев, но вдруг ему все же можно доверять? — Она кивнула и улыбнулась. — Я понимаю, почему Кридмур предпочел бы избежать необходимости делать выбор. Мне и самой хотелось бы этого избежать. Я не должна отвечать за чье-то безумие. Ни один разумный человек не способен даже подумать об этом без смеха. Ведь вы — великий человек, Генерал, вы — легенда. Вот кто должен...

Он ничего не сказал.

— Я просто не хочу оставаться здесь одна. Вот и все. В остальное я не верю.

По-прежнему никакой реакции. Она вздохнула и, помедлив, достала из рюкзака «Историю Запада» — вернее, то, что от нее осталось.