Дописав наконец отчет (не слишком его удовлетворивший, но не дающий повода ни для каких подозрений на его счет), он отнес его к пневмопочте в дальнем конце коридора и решительно, словно вонзая штык в чьи-то потроха, протолкнул внутрь. Затем, пошатываясь, направился в свою комнату общежития через замусоренный, многолюдный и задымленный Вестибюль. Похолодало — наверное, наступила ночь, он проглотил горсть снотворного и сразу же отключился.
Во сне он снова увидел Рыжую Энн. Высокую, гораздо выше его, чернокожую, с бритой головой и золотыми кольцами в ушах. Многие сочли бы ее невероятно красивой, но Лаури таких женщин не любил. Настоящая надменная сучка. В Корби она скрывалась среди сторонников на чердаке сарая, точно животное, но осталась все такой же высокомерной и, как и прежде, нападала на грузовой транспорт Линии на реках и дорогах. Войска Локомотива «Драйден» окружили город, запустили ракеты с отравляющим газом и перешли в наступление. Лаури наблюдал с безопасного расстояния в телескоп, как загнанная в ловушку женщина, рыча и смеясь, прорывалась сквозь пламя, кровь и ослепляющие клубы смертоносного газа, убивая вновь и вновь, пока наконец не упала на землю, изнуренная глубокими ранами, исцелить которые Хозяину было уже не под силу.
Но во сне Лаури шагнул через визир телескопа и ступил на поле боя гордо и непоколебимо, словно агентом был сам.
Он схватил ее за длинную тонкую шею и швырнул об стену. Энн застонала. Лаури рванул из ее ушей золотые кольца, и она закричала.
Он ударил ее, разбил нос и заставил безмолвно просить пощады.
Обычно Лаури не видел снов, если только не ошибался при дозировке стандартных стимуляторов, поэтому впечатления от увиденного были чрезвычайно яркими, и он испытал небывалое удовольствие.
Проснулся он с паническим чувством вины. В одиночестве — трое соседей по комнатенке проснулись, собрались и ушли. Узкое окно выходило на Главный Вестибюль, и по грохоту машин и шуму толпы Лаури сразу догадался, что вернулся Локомотив. Никто не кричал, не ругался, даже не разговаривал; с прибытием Локомотива персонал станции работал практически молча — то ли из уважения, то ли из страха, то ли от благоговейного трепета.
Лаури родился и вырос в подвальных уровнях Ангелуса и привык к шуму механизмов и людей, насколько это возможно.
Сам Локомотив ждал внизу, его запотевшие металлические бока, охлаждаясь, издавали низкий гул — он все понимал, и оттого у Лаури тряслись поджилки.
Быстрый подсчет: он проспал чуть больше шестнадцати часов. Прибыть в штаб Локомотива нужно было еще два-три часа назад.
Он оделся, выскочил в коридор, в ужасе кинулся вниз по бетонной лестнице общежития, продолжая теребить очки, и вышел в переполненный Вестибюль, где под надзором властей был обязан идти неспешно и демонстрировать должное безразличие к собственной участи.
Два громадных переполненных зала с крышами из железных балок и грязно-зеленых стекол обыскивали персонал и пассажиров Локомотива Один зал предназначался для гражданских и посторонних, купивших билет; другой — для военных. Лаури втравился в последний — и в мучительном ожидании, под неодобрительным взглядом циферблата, отстоял очередь, растянувшуюся по скользкой плитке пола тем же зигзагом, каким Линия тянется через континент. И наконец, просунув бумаги в окошко, представился:
— Докладывает младший смотрящий третьего ранга Лаури.
За конторкой сидела женщина с длинным острым носом и отсутствующим взглядом, ее стального цвета волосы были собраны в тугой пучок. Она изучила рулон отпечатанных бумаг и произнесла:
— Нет.
— Что?
— Нет.
— Женщина, я сказал: «Лаури». У меня приказ ехать на восток до Свода. Видите? — Он ткнул пальцем в документы.
— Видите? — Женщина указала на свои бумаги. Под литерой «С» (
— Наверное, это какая-то ошибка...
Разумеется, такого быть не могло: Линия никогда не ошибалась.
— То есть это я, должно быть, ошибся, — поправился он на случай, если услышит кто-нибудь из начальства.
Она пожала плечами и уткнулась в свои бумаги. Из ее волос на затылке торчало три стальных пера, одно из них протекло; перья эти походили на оборванные провода или клапаны каких-то внутренних механизмов ее черепа.
Он впечатал лицо в решетку окошка и прошептал:
— Пожалуйста...
Она подняла голову, вздохнула с немым презрением и стала ждать, когда он уйдет, что Лаури и сделал, прождав впустую, как ему показалось, несколько часов кряду.