Расколотый мир

На мгновение мы действуем как единое целое. Я хватаюсь за планшир, стабилизируя катер, когда Флинн влезает в него, затем, отклонившись в сторону, он тянется за моей рукой и затаскивает меня к себе. Он возится с мотором. С прожектором, ослепляющим меня, наши преследователи немногим больше, чем размытые фигуры в моих заплаканных глазах. Флинн дергает стартовый шнур один, второй раз. Мотор взрывается к жизни, и он орудует им слишком быстро, ненадолго посылая нос катера в небо. Пуля пробивает планшир, и эхо выстрела разносится по пещере. Мы оба бросаемся вниз на дно катера. Инстинкт берет вверх, и я кидаюсь к нему… за пистолетом, который он забрал у меня.

Я поднимаю взгляд и вижу мимолетную искру страха, пересекающую черты лица Флинна. Страха передо мной. Он ничего не говорит, даже тихо, даже немым жестом. Но из-за той самой вспышки связи, которая заставила нас работать вместе, чтобы взобраться на катер, я знаю, что он видит, когда смотрит на меня: все ту же окровавленную девушку, держащую в руках пистолет, которым она застрелила полдюжины его людей. Я чувствую себя больной, ущемленной до костей тем, что я сделала; я отдам все, что угодно, чтобы он не смотрел на меня так.

Мы мчимся к выходу, но мятежники уже попрыгали в лодки и преследуют нас. Они слишком близко, чтобы мы могли оторваться от них на болоте за гаванью. Достаточно близко, чтобы застрелить нас… и достаточно близко, чтобы стать застреленными.

Флинн отрывает от меня взгляд, когда я поднимаю голову, в поисках четкого выстрела. Я не убью больше людей сегодня, не когда я в себе. Даже если они выстрелят в меня первыми. Но из-за направленных на нас прожекторов мне ничего не видно.

Я смотрю вверх, стремясь отдохнуть от ослепительного белого света, и вижу потолочный свод гавани. Грубый камень, выщербленный водой с которого капает конденсат. Лазерный пистолет не пробьет камень, но он испарит воду, просачивающуюся через трещины. Я поднимаю пистолет и упираюсь в скамейку, чтобы я могла сделать выстрел над головой Флинна, располагая себя в прямой видимости для тех, кто стреляет в нас. Флинн кричит на меня, но я не слышу его, когда мой мир сужается, фокусируясь на цели.

Пистолет прыгает в руках, и я бросаюсь вниз, прежде чем мятежники успеют снять меня. Звук выстрела эхом отскакивает от пещеры в меня, а затем раздается треск камня, разделенного паром, и рев валунов, поражающих воду. Слышится безумное вращение оборотов двигателей, брошенных в обратном направлении, когда мятежники делают дикие зигзаги в стремлении избежать камней, торчавших из мелководья в устье гавани.

Я снова приподнимаюсь, чтобы увидеть устье гавани, отступающее от нас, наполовину потерянное в брызгах нашего следа, и скопление лодок, пытающихся перемещаться по новому лабиринту задерживающих их валунов.

Я смотрю вниз, и на секунду глаза Флинна мельком встречаются со мной, отрываясь от отображения нашего маршрута. Мы вырвались.

Мы не разговариваем. Больше нечего сказать, даже если бы у нас были бы силы перекричать рев мотора. Я один раз оглядываюсь на него и вижу сумятицу на белом лице, красные глаза, слезы, смешивающиеся с брызгами от нашей носовой волны, и резко отвожу взгляд. Я больше не пытаюсь на него смотреть.

Небо только начинает переходить от чернил к древесному углю к тому времени, когда на горизонте показываются отдаленные огни базы, похожие на мираж. Флинн сдвигает двигатель вниз, приглушая рев, который становится похож на мурлыканье. Мы пробираемся по коридорам воды, пока нос катера не утыкается в грязь с тошнотворным креном. Двигатель отключается.

Тишина звенит в ушах, как появляющиеся образы перед глазами после того, как оказываешься во внезапной тьме. На Эйвоне нет ни лягушек, ни насекомых, ничего, чтобы скрасить тишину. Я смотрю на огни далекой базы, пока зрение не размывается.

— Куда ты отправишься? — спрашиваю я шепотом, который разрежает тишину.

— Я не знаю, — отвечает он хриплым голосом. От долгого молчания. От холода. От горя. Я не могу сказать от чего. — Я где-нибудь перекантуюсь.

Я тянусь к куртке, брошенной на дно лодки, и прижимаю ее к его рукам. Она понадобится ему больше, чем мне, там, без укрытия и тепла.

— Молли, бармен. Он может передать мне сообщение, если ты… — голос застревает в горле. Если ты будешь нуждаться во мне.

Он кивает, но я не уверена, что он действительно слышал меня. Я испытываю шок, пытающийся снова овладеть мной, словно холодные пальцы скользят по позвоночнику и сковывают мои мышцы. Тренировки не подготовили меня к этому. Ничто не подготовило меня к этому.

Если бы это была только я, я могла бы просто лежать здесь, пока лодка не прогнила и не затонула бы, а жижа не поглотила бы мои кости. Но я не могу. Я с трудом сглатываю, отталкивая это каждой унцией силы, которая у меня осталась. Флинн был прав — я единственная, кто может попасть на базу и попытаться узнать больше о том, что происходит на Эйвоне.