Расколотый мир

Я пинаю по проволоке до тех пор, пока место, где я соединил отрезанные концы вместе, не расходится, а затем мы выходим за пределы ее территории в болото. Болото уходит перед нами во мрак, илистые поймы и голые скалы чередуются с тысячью извилистых рек и ручьев. Вода такая же грязная, как и земля, наполовину скрыта камышами и гниющими водорослями, так что никто, кроме местных жителей, не может сказать, где твердая почва, пока не опустит ноги. Плавающие сгустки растительности означают, что водные пути постоянно меняются — глубже, мельче, соединяясь по-разному каждую неделю, поскольку грязь и водоросли текут медленно.

Большая часть болот прямо сейчас представляет собой мутную черную массу, а постоянные тучи над нами блокируют какой-либо намек на свет звезд. Нас учили, что там тоже есть пара спутников, где-то там, уговаривающие воды течь таким или иным образом. Но я ни разу их не видел — только облака, всегда облака. Небо Эйвона серое.

Куррах подтянут и стоит на мели в грязи за забором, его плоский донный корпус из прочной пластины — это избитый контраст с военными патрульными катерами. Я не возражаю против него, он может зайти куда угодно без звука, они даже не заметят. Я толкаю Джубили впереди себя к краю воды, и она, безмолвно протестуя, рычит.

— Знаешь, большинство людей считают меня очаровательным. — Я продолжаю говорить ей на ухо, надеясь держать ее подальше от мыслей, как выбраться из этого. — Даже ты, Джубили, хоть на секунду увлеклась мной. — Я слышу, как она пыхтит. Почему-то, когда я зову ее по имени это раздражает ее — хорошо. Еще один способ вывести ее из себя. — Может, тебе просто нужно дать мне второй шанс.

Я толкаю ее вперед в куррах и сбиваю крышку топливного бака ногой. Сырой бензин, который мы вынуждены использовать, настолько токсичен, что я чувствую запах паров отсюда, но я хватаю ее за воротник, чтобы уткнуть ее лицом к баку. С возмущенным протестом она набирает полные легкие пара. Ей требуется несколько секунд, чтобы пережить боль и понять, что я делаю, но она вдохнула достаточно, чтобы ее конечности перестали двигаться. Когда она пытается оттолкнуть меня, ее ноги отказывают, и она выскальзывает из моих рук, чтобы удариться об дно лодки.

На мгновение наши глаза встречаются в тусклом свете. Ее взгляд полон ярости, пока она борется, чтобы оставаться в сознании, пытаясь приподняться на одном локте. Затем она теряет сознание, ее голова откидывается назад, ударяясь об корпус лодки. Я наклоняюсь, чтобы аккуратно приподнять ей веки, но она уже без сознания. Она будет кричать от головной боли, когда очнется, но это лучше, чем бить ее по голове. Слишком легко недооценить удар и в конечном итоге просто убить ее.

Не теряя ни секунды, я ставлю пистолет на предохранитель и засовываю его за пояс, а потом отталкиваюсь от земли ногой. Куррах быстро и бесшумно скользит по воде. Я не могу рисковать и зажечь фонарь, не тогда, когда вижу огни охраны базы, танцующих по мою душу, все еще ищущих нарушителя. Я плыву по ощущениям, отсоединив шест от планширя³, и делаю мягкие, быстрые взмахи перед собой и вокруг себя, чтобы убедиться, что держу путь на канал, который уведет меня от опасности.

К тому времени, когда они размашисто направляют прожекторы на участок болота за заборами, я уже слишком далеко, чтобы свет добрался до меня. Я все ожидаю, что почувствую руку на лодыжке, или что кулак капитана встретится с моими кишками, но она не шевелится.

Как только звуки криков, разносящихся по воде, начинают затухать, и мне больше не видно огней базы, я останавливаюсь достаточно надолго, чтобы найти свой фонарь и зажечь его. Мы используем водоросли для покрытия стекол, делая свет размытым, жутковатого зеленовато-коричневого цвета. Иногда солдаты замечают наши лодки или наши сигнальные огни, и камуфляж может заставить их отбросить то, что они увидели, потому что блуждающий огоньки внушают страх на этом болоте.

Они не знают, что любой, кто видел настоящий огонек, никогда не сможет спутать его с одним из наших фонарей.

Я подвешиваю фонарь за ручку, и поворачиваюсь назад к trodaire в бессознательном состоянии, лежащей на дне курраха. Пути назад нет. Может ли она пролить свет на то, что происходит на участке пустынной земли к востоку от базы или нет, она знает меня в лицо. Возможно, она еще не знает моего имени, но если ей удастся связать меня с моей сестрой, она лично поведет охоту, пока у нее не будет лежать моя голова на тарелке — ей не понадобится их, так называемая «ярость» как оправдание для того, чтобы разрезать меня на кусочки.

Взятие в плен капитана Чейз, возможно, станет огромным ударом для trodairí, и триумфом для нас. Я знаю, по крайней мере, два десятка фианнцев, которые выстрелили бы в нее без колебаний и прекрасно бы после этого спали. Если бы я вернулся с ее телом, мои люди полюбили бы меня за это.

Я медленно выдыхаю, и большой палец зависает над снятием с предохранителя пистолета дедушки, засунутого в пояс. Но это путь в никуда, моя сестра не смогла избежать его, как только она на него встала.