Расколотый разум

– Но если ты возьмешь грудничка, разве не будет этого достаточно? – Тебя искренне интересовал ее ответ. Ты привстала на цыпочки. Ребенок шевелился и так упирался своими конечностями, что твой живот принимал странные, угловатые формы.

Да и ты можешь взять только что рожденного ребенка. Иногда даже можно присутствовать в родильной палате, чтобы младенец увидел именно тебя первой.

– Все еще недостаточно.

– Чего недостаточно?

– Контроля. Я могу взять на себя воспитание. Но что насчет врожденных качеств? О них никогда не знаешь.

– Но ты же учитель, – возражаешь. – Уверена, ты видишь, как могут отличаться дети из одного квартала, которых растили в одинаковых условиях и кормили одинаково.

– Да, но нужно знать, что именно ты родила это на свет, что бы ни получилось в итоге. Иначе ты оставляешь открытой лазейку для других эмоций, других наклонностей, что могут поглотить твоего ребенка.

– Каких эмоций, например?

– Презрение. Пренебрежение. Банальная неприязнь.

– Давай напрямую. Ты можешь любить ребенка, который будет вести себя ужасно, если будешь знать, что он рожден тобой, но, если ты не знаешь…

– Тогда кто знает, как я на него отреагирую, – закончила за тебя Аманда.

– Как тело отторгает пересаженную почку, – медленно добавляешь ты.

– Именно. А раз не знаешь, как тело на нее отреагирует, зачем рисковать?

– Затем, что людям нужны почки. А ты сказала, что тебе нужен ребенок.

– Сказала. – И то, как она это произнесла, окончательно убедило тебя в ее решении.

– Но все равно что-то не сходится, – возразила ты. – Ты выкидываешь из уравнения одну из неизвестных – половину хромосом. Как же уникальны гены отца? Они тебе точно неподконтрольны.

– Я могу совладать с генами Питера, с любыми их производными.

Ты задумалась над этим. Ты никогда не думала о Джеймсе как о каком-то наборе качеств, с которыми нужно совладать. Конечно же, потом ты поменяла свое мнение.

Женщина замолкла.

– Теперь моя очередь спрашивать. Почему ты не родила раньше? Все дело в карьере?

– Нет. Думаю, дело тоже в контроле. Мне нравится решать все самой. И мне всегда приходилось так жить. Но с ребенком у тебя нет выбора. Когда он голоден, ты обязана его покормить. Если он перепачкается, ты обязана его помыть и переодеть.

– Но разве, будучи врачом, ты не все время удовлетворяешь потребности пациентов? Когда что-то случается во время операции, у тебя нет выбора. Тебе нужно все исправить. В экстренной ситуации ты должна реагировать.

– Это другое дело.

– Почему?

Ты отвечаешь медленно, тщательно взвешивая слова:

– Для этого требуется лучшее, что в тебе есть. Что-то особенное. Не каждый прохожий может сделать пересадку межреберного нерва вместо мышечно-кожного, чтобы восстановить функции бицепса. Или вылечить кистевой тоннельный синдром. Даже специалисты могут облажаться. А ребенок будет любить кого угодно. Дети любят даже самых ужасных, самых испорченных людей. Они привязываются к теплому телу. К знакомым лицам. К источникам пищи. Мне неинтересно, чтобы меня ценили как источник удовлетворения таких примитивных потребностей.

– Ты передумаешь, когда у тебя появится ребенок. Я уже видела такое много-много раз.

– Некоторые тоже так говорят. Я же думаю, что вручу ребенка Джеймсу, и пусть он с ним справляется.

– А ты меня заинтриговала. Немногие люди так думают, еще меньше – говорят об этом вслух.

– Я обычно говорю то, что думаю.

– Да. Я вижу. И думаю, что ты обычно не церемонишься с теми, кто ведет себя иначе.

– Ты права. Не особо.

Тут твоя память перескакивает к родам, которые начались на три недели раньше положенного. У Марка были какие-то проблемы с легкими. Он родился весь в пушке, покрытый лануго. Крошечное красное кричащее существо. Он сначала был твоим пациентом, а потом уже твоим ребенком, это упростило такую перемену в жизни.

На самом деле ты кормила его грудью из-за антител. Ты выполняла свои обязанности ради этого, несмотря на неудобства и боль. Тебе не нравилось, что тебя высасывали досуха по нескольку раз на день, и сама мысль об этом беспокоила тебя больше, чем ты могла себе представить.

Ты отняла его от груди в три месяца и вернулась к работе, как только из тебя перестало течь молоко от малейшего прикосновения. Тогда ты и наняла Анну – она делала все, что положено делать хорошей матери. Которой ты не была. И все равно Марк к тебе тянулся. А через шесть лет и Фиона. К тому моменту Аманда бросила попытки зачать и признала, что это невозможно.

Когда ты в последний раз видела Аманду? Ты не припоминаешь. Ты поняла, что ее нет. Они все уходят, каждый из них. Джеймс. Питер. Даже дети. Окружение. Но ты каким-то образом черпаешь из этого силы. Каждая потеря делает тебя сильнее, делает тебя тобой. Как розовый куст, у которого обрезают лишние ветки, а на следующий сезон он цветет еще пышнее, чем раньше, и цветы его становятся только больше. Есть ли что-то, с чем ты не справишься, если от тебя отрезали такой огромный лишний кусок?