Расколотый рыцарь (ЛП)

Домой? Где был дом?

Потому что в данный момент, это не должна быть Монтана. Я могу уйти от этого. Я могу аннулировать свой брак с Исайей и убраться из Клифтон Фордж.

Я поднялась с пола и, держась за стену, поплелась к раковине. Я побрызгала лицо водой. Я прополоскала рот. А потом я долго и пристально смотрела на свое обручальное кольцо.

Оно было фиктивным. Все это было фикцией, напрасно.

Я была в такой панике после хижины, что сделала несколько предположений, чтобы защитить Исайю. Я совершила ошибку, не проверив это раньше. Но после смерти мамы, переезда и вхождения в семью Слейтеров я слишком отвлеклась.

Мои глаза обратились к зеркалу.

Что бы сделала мама?

Мама, которую я знала и любила, моя мама, осталась бы. Не потому, что закон загнал ее в ловушку брака, а потому, что она дала обещание. Я поклялась быть рядом с Исайей и довести дело до конца.

Поэтому я собиралась поступить так, как поступила бы моя мать. Я буду держать это в себе, поскольку это была моя ошибка, и я сдержу свое обещание Исайе.

Кроме того, чтобы найти убийцу мамы, мне нужно было быть здесь, в Монтане. Если бы я разорвала этот брак с Исайей, все бы задавались вопросом, почему я все еще живу в Клифтон Фордж.

Я еще раз прополоскала рот, затем вернулась в свой кабинет, закрыла компьютер и спрятала свой секретный блокнот в сумочку. Затем я написала Исайе, что готова к отъезду.

Не прошло и нескольких минут, как снаружи послышался звук двигателя его мотоцикла.

— Готова ехать домой? — спросил он, когда я встретила его на парковке.

Я посмотрела в его глаза, в эти прекрасные глаза, наполненные страхом, и мой желудок перестал трепетать. Это был правильный поступок.

Для Исайи.

— Да. — Я кивнула. — Я готова.

ГЛАВА 8 ИСАЙЯ

— Ай. Сукин сын. — В раковине звякнула сковорода.

Я выскочил из ванной и увидел Женевьеву на кухне, ее руку под струей воды. — Что случилось?

Она повесила голову. — Я обожгла палец.

Я мгновенно оказался рядом с ней, мои руки погрузились в холодную воду, чтобы достать ее и оценить ущерб. На ее указательном пальце было розовое пятно, но оно не выглядело серьезным.

— Все в порядке. — Она вырвала руку из моей хватки и вернула ее к крану.

Я не был уверен, как она обожгла палец. С таким настроением, в каком она была, я и не собирался спрашивать.

Прошел месяц с тех пор, как Женевьева сказала мне, что хочет найти убийцу своей матери. Как я и предупреждал ее, искать было нечего, с чем она с трудом смирилась.

По мере того как августовские дни приближались к концу, она все больше и больше расстраивалась. Мы вдвоем часами разговаривали с Брайс и Дэшем. Мы проанализировали все, что они нашли с тех пор, как Амина была убита. Дважды.

Женевьев даже провела несколько часов с Дрейвеном, выясняя его точку зрения. Было кое-что о мотоклубе, чем никто из них не хотел делиться. Мы и не настаивали. И в конце концов, мы оказались в таком же положении, как и все остальные.

Она продолжала изучать этот блокнот, перелистывая страницы. Я не был уверена, что она там записала, но она всегда закрывала блокнот с раздражением и засовывала его в сумочку, а после прочтения своих записей злилась еще больше, чем до этого.

Брайс тоже не слишком утешала ее. Если уж на, то пошло, эти двое сходились и подстегивали друг друга. По крайней мере раз в неделю они встречались за чашкой кофе, пока мы с Дэшем по очереди стояли на страже. В основном они говорили о предстоящей свадьбе Брайс и Дэша, потому что Брайс удивила Женевьев и спросила, будет ли она подружкой невесты. Но бывало, что их разговор переходил на расследование убийства или похищения. Они вдвоем выбегали из кофейни в бешенстве.

Сколько бы мы ни говорили об этом, сколько бы раз они ни рассматривали события под тем или иным углом, никакого следа не было.

Человек, убивший мать Женевьевы, был на волоске. Он избежал бы наказания за убийство и похищение, оставив Дрейвена на произвол судьбы.

Суд над Дрейвеном был назначен на первую неделю декабря. Женевьева приходила домой и рассказывала о новостях от Джима и юридическом жаргоне, который я не улавливал, о ходатайствах и слушаниях. Я выучил основы во время своего собственного опыта общения с системой правосудия, но ситуация Дрейвена была иной — он не признал себя виновным.

Мы все боялись суда. Как только он начнется, будет практически невозможно заставить полицию и прокуроров рассмотреть другого подозреваемого, если только мы не преподнесем его им на блюдечке с голубой каемочкой. Черт, да они и сейчас были настроены так же категорично, как и раньше.

Женевьева теряла надежду. Она улетучивалась быстрее, чем вода в сливном отверстии раковины.

Она не поднимала головы и смотрела на сковороду, давая пальцу остыть.

— Все еще больно? — Я снова вынул ее руку из воды. На этот раз она не отдернула ее.

— Все в порядке. — Ее плечи опустились. — Жжет.

— Что случилось?

— Я кипятила воду для макарон, и когда я подняла кастрюлю, вода захлебнулась. Это была глупая ошибка, потому что я не обратила внимания.