— Она ничего мне не говорила. — Женевьева подняла руки. — Я подслушала ее и Пайпер на Дне Благодарения. Я не должна была подслушивать…
— Нет, ты не должна была. Это не твое гребаное дело. Это между мной и моей семьей.
— Тогда не водил бы меня знакомиться с твоей семьей, — крикнула она. — Не вини их за то, что они предполагали, что ты расскажешь
Она все неправильно поняла. Она видела во мне трагедию. Нет, я был убийцей. — Ты не знаешь, о чем говоришь.
— Вот именно! — Она вскинула руки вверх. — Я ни хрена не понимаю, о чем говорю, потому что ты… — Она ткнула пальцем в мою грудь достаточно сильно, чтобы оставить красный след. — Ты ничего мне не говоришь.
Я зажал рот.
Ее ноздри раздувались, когда она делала то же самое.
Мы стояли в беззвучном противостоянии. Если она ожидала, что я заговорю, она должна была знать, что я не заговорю и не смогу.
Наконец, ее яростное дыхание замедлилось. Ее яростный взгляд охладел. — Ты прав. Что я здесь делаю? Это даже не имеет значения. Я ошибалась насчет закона.
— Что? Скажи это еще раз.
— Закон. Я ошиблась. В Монтане нет привилегии свидетеля, как я предполагала, а значит, этот брак был обречен с самого начала.
У меня голова шла кругом. Она говорила, что нам не нужно было жениться? Что это не защитит нас? Как долго она знала?
Почему она осталась?
— Помедленнее, я…
— Значит, ты прав. — Женевьева надулась. — Мы чужие люди. Я называю тебя своим мужем. Ты называешь меня своей женой. Но мы чужие. Черт, ты даже морщишься, когда я тебя целую.
Эта женщина была бессмысленна. Я не морщился, когда целовал ее. — О чем ты говоришь?
— Я говорю об этом. — Она взяла мое лицо в свои руки, притянув меня к себе для поцелуя.
Мягкость ее губ, ее тонкий вкус — я напрягся.
Я всегда напрягался.
Это был единственный способ сдержать себя.
Она отпустила меня и указала на мое лицо. — Вот. Вот так. Ты выглядишь так, будто готов вылезти из кожи, потому что я тебя поцеловала. И знаешь, что? Я ненавижу тебя за это.
Я прижал ее губы к своим. Я обхватил ее сзади и притянул к своей груди. Я провел языком по ее нижней губе. Я застонал ей в рот, когда она позволила мне проникнуть внутрь, чтобы попробовать. Я целовал ее так, как хотел целовать ее уже несколько месяцев.
Женевьева была способна полностью уничтожить меня. Моя жизнь превратилась бы в руины, если бы она ушла. Этот поцелуй не изменит будущего.
Я отогнал эти мысли прочь.
И поцеловал свою жену.
ГЛАВА 17
ЖЕНЕВЬЕВА
Исайя поцеловал меня. Он целовал меня.
И, черт возьми, он был приятен на вкус.
Я склонилась в поцелуе, впиваясь в него. Я вздрогнула, когда его грубые руки прошлись по моим изгибам. Я расслабилась в его сильных руках.
В любой момент он мог оттолкнуть меня. Он отступит за эти высоченные стены, и все мои шансы прорваться сквозь них испарятся в воздухе. Поэтому я наслаждалась его поцелуями — каждым влажным лизанием, каждым острым щипком, — молясь, чтобы это продолжалось еще хотя бы минуту.
Исайя издал стон, и он пронесся в мой рот и вниз к центру. Мои руки были между нами, мои пальцы лежали на его футболке, крепко вжимаясь в теплые, упругие мышцы под ней. Я рискнула сделать шаг и позволила рукам опуститься ниже. Его пресс действительно был таким твердым, каким казался.
Его губы оторвались от моих, и мои глаза распахнулись. Я ожидала увидеть ужас или отвращение. Вместо этого в его взгляде была чистая похоть. Цвета потемнели, внешнее кольцо шоколада просочилось в зеленые и золотые вихри, которыми Исайя обрамлял мое лицо.
Я затаила дыхание.
Поцелует ли он меня? Скажет ли он мне уйти?
Я не была готова к тому, что этот брак — брак с притворством — закончится.
— Что мне делать? — прошептал он.
— Поцелуй меня — прошептала я в ответ.
Он наклонил свою голову, наклоняя мою именно туда, куда хотел. Первый поцелуй был освобождением. Испытанием. Но то, что произошло потом, было настолько наполнено жаром и силой, что у меня закружилась голова.
Язык Исайи проскользнул между моими губами, лаская их длинными, томительными движениями. Он сдвинул бедра вперед, позволяя мне почувствовать возбуждение за его молнией.
Я застонала, мои колени ослабли. Мы двигались медленным шагом, который больше походил на покачивание на месте, пока я не поняла, что Исайя перенес нас на кровать.
Мое бешено колотящееся сердце остановилось.
Так вот куда мы шли? Секс? Мое сердце сжалось. Я хотела Исайю так, как никогда в жизни не хотела мужчину, но было ли это разумно? Мы ссорились несколько минут назад. Он попросил меня уйти.
Его пальцы опустились с моего лица на шею. Они впивались в мою кожу, клеймя меня своими прикосновениями, когда скользил ниже. Одной большой рукой он обхватил мою грудь через свитер, заполнив всю ладонь.