Расколотый рыцарь

Ужин оказался терпимым, несмотря на неровное начало. Дэш не разговаривал со мной, но грубость исчезла. Возможно, Брайс была права. Если я буду стоять на своем, ему это может не понравиться, но он будет это уважать.

Может быть, такое отношение было проверкой, не уйду ли я.

За ужином мы говорили о Клифтон Фордж, его магазинах и популярных ресторанах. Брайс жила здесь недолго, она переехала только в начале года, но с ее работой в газете она стала лучше изучать город.

Мы с Исайей переглянулись, когда каждый из нас наполовину съел свой стейк. Оставаясь в квартире, мы упускали все возможности.

— Кто хочет печенье? — спросила Брайс, сканируя стол с пустыми тарелками.

— Я. Я только два съел ранее. — Исайя встал и отнес свою тарелку на кухню. Обычно он съедал пять.

— Я принесу их. — Брайс последовала за ним, оставив нас с Дэшем наедине.

Я подняла взгляд от своей тарелки и увидела его ожидающий взгляд. Я отмахнулась от него, посмотрев мимо его плеча в гостиную за нами. На камине в рамке висели фотографии, и я оставила свое место и подошла к ним.

На самой большой фотографии были изображены Брайс и Дэш со свадьбы. Они размазывали торт по лицу друг друга. Следующая фотография была родителей Брайс. За ней была фотография Дэш и Ника, стоящих рядом с двумя мотоциклами и обнимающих друг друга за спину. У Ника была борода, в остальном они с Дэш выглядели одинаково.

Они оба были похожи на Дрейвена, и у всех нас были его темно-каштановые волосы.

Я познакомилась с Ником на свадьбе. Я была готова к появлению еще одного злого, обиженного брата, но Ник оказался приятным сюрпризом. Он был любезен, когда представлялся, пожал мне руку. Его жена, Эммелин, без колебаний обняла меня и представила двум своим очаровательным детям как тетю Женевьеву.

Ник не проводил со мной много времени, поскольку был шафером Дэша, но он проводил меня к алтарю, и когда мы вдвоем стояли перед Брайс и Дэшем, он искренне улыбался или подмигивал мне, когда я встречала его взгляд.

Быть связанным с семьей Слейтер было не так уж плохо.

Когда я подошла к следующей фотографии, я замерла. Это была старая фотография, цвета приглушенные, а качество печати тусклое. Я никогда раньше не видела лица этой женщины, но она не была мне незнакома.

Это была Крисси Слейтер.

Она была красива, и ее улыбка освещала глаза.

Черт возьми. Как ты могла, мама?

Любовь к Дрейвену не была оправданием для предательства подруги, не так. Была ли это причина, по которой мама ни с кем не встречалась в Денвере? Я не могла припомнить случая, чтобы я оставалась дома с няней, чтобы мама могла встречаться с мужчиной. Любила ли она Дрейвена все это время?

Я боялась, что ответ был положительным, и эта любовь была причиной ее смерти.

Крисси тоже любила Дрейвена. Она тоже поплатилась жизнью.

— Ты ненавидишь меня за нее, — прошептала я, чувствуя, что Дэш стоит позади меня.

— Да.

— Справедливо. — Я была живым, дышащим напоминанием о супружеской измене нашего отца. Я отвернулась от фотографии. — Я не моя мать, но я любила ее. Я не согласна с тем, что она сделала, но она была моей мамой. Может быть, однажды ты поймешь, что я тоже жертва.

Дэш ничего не ответил. Его глаза оставались на фотографии его матери, пока я проскользнула мимо него и присоединилась к Исайе и Брайсу на кухне. Они оба жевали печенье.

Каждый из них съел еще по две, пока я ела одну.

Дэш отказался.

Знал ли он, что мама называла их печеньем Крисси? Его мама дала рецепт моей маме.

А теперь оно было моим.

Мрачное настроение Дэша омрачило воздух, поэтому мы с Исайей поблагодарили их за прекрасный вечер и погрузились в темную ночь, каждый на своей машине.

— Мы выжили, — вздохнула я, бросая ключи на кухонную стойку в квартире.

— Да. — Исайя расстегнул куртку. Его щеки раскраснелись от езды в прохладном ночном воздухе.

— Я плохой водитель или что? — Я проболталась.

— А?

— Я плохой водитель? Я никогда не попадала в аварии и не получала штрафов за превышение скорости. Но ты не хочешь ехать со мной. Ты думаешь, я плохой водитель?

— О. — Он снял ботинки. — Нет, ты не плохой водитель.

— Тогда в чем дело?

Молчание.

— Исайя?

Снова тишина. Он поставил ботинки рядом с дверью и прошел в ванную.

Я тупо смотрела на дверь, пока он закрывался внутри. Вода включилась. Унитаз спустился. А я ждала, гадая, что же, блядь, только что произошло.

Исайя вышел из ванной в одних трусах. Я задохнулась при виде его рельефного пресса, затем подошла к комоду, чтобы взять свою пижаму.

— Хочешь что-нибудь посмотреть? — Он взял пульт от телевизора.

— Не очень.

Но он все равно включил его.

Я пошла в ванную и приготовилась ко сну. Когда я вышла, он уже выключил свет и устроился на диване. Я тихонько скользнула в кровать и уставилась в потолок.

Привет, напряжение. Громкость телевизора была невысокой, но это не могло прогнать мой вопрос без ответа. Я не осмелилась спросить еще раз. Я бы получила только еще большее молчание.

Свет от экрана отражался от стен. Снаружи по улице мчалась машина.

— Прости, — прошептал Исайя, едва ли достаточно громко, чтобы я услышала.