Расколовшаяся Луна (ЛП)

- Правда? - Улыбка господина Шютц засветилась от гордости. Как будто это представление дало ему прилив энергии, он встал и обратил внимание на свои террариумы. - Ты поможешь мне покормить их?

Я повиновалась, фыркнув с безошибочным протестом, и протянула ему с ещё одним пыхтением пинцет, вместе с дрыгающимся сверчком для Генриетты, которая неподвижно ждала.

- Значит, Тильман влюбился ..., - размышлял господин Шютц счастливо. Раз, и Генриетта за секундную атаку сорвала сверчка с пинцета. Что же, с искренней любовью новая связь Тильмана, скорее всего, имела не слишком много общего, но я одобрительно кивнула.

- И в галереи он тоже отлично справляется. Он снял очень интересный фильм на камеру супер 8 ... и сам проявил его! Мы были удивлены результатом.

- Хорошо. Действительно хорошо. - Господин Шютц поглаживал задумчиво свой маленький животик. Удовлетворённо он наблюдал за тем, как Генриетта, грызя, взломала экзоскелет сверчка. - А что беспокоит тебя, Елизавета?

Я опустила глаза вниз и попыталась составить из слов предложения. Но как бы я не сортировала их - они всё время звучали драматично.

- Можно уничтожить зло, чтобы спасти любимого человека? - Господин Шютц озадаченно молчал. Генриетта, напротив, продолжала неустрашимо хрустеть дальше. Для перепадов настроения, казалось, у неё нет такта.

- Это основа для теоретического обсуждения или ... или ты говоришь о конкретной ситуации?

- И то и другое, я думаю. - Я снова села на кухонную скамейку и дёргала за покрытую пятнами скатерть, в то время как Россини тяжело облокотится на мои ноги.

- Мой сын что-то натворил? - Господин Шютц закрыл террариум и подошёл ко мне.

- Нет, нет! Нет, он ничего не сделал. Я не могу сказать вам, о чём идёт речь. Я, правда, не могу.

- Елизавета, так не пойдёт. - Господин Шютц взял меня за руки, но я рывком вырвала их у него. Действие рычага. Ничего лучшего не было.

Господин Шютц не смутился.

- Ты не хочешь рассказывать мне, что вы оба пережили летом - ладно, это я принимаю. Но теперь ты приходишь и говоришь о зле и можно ли его уничтожить. Я должен знать, о чём идёт речь.

- Нет, я так не думаю. И даже если я расскажу обо всём, вы всё равно не поверите мне. Об этом тоже я уже один раз говорила вам. Представьте себе просто следующую ситуацию: существует человек, которого я очень люблю, и он находится в большой опасности, из которой не сможет выбраться самостоятельно, потому что даже не видит её. Не может видеть! Если я ничего не предприму, то он умрёт. Он уже болен. Я смогу спасти его только в том случае, если уничтожу зло. Но может случиться так, что что-то пойдёт не так, и как я, так и он, мы оба погибнем при этом. – И может быть, и ваш сын, закончила я про себя.

- Тебя что, подцепила какая-то секта, Елизавета? - спросил господин Шютц с явной тревогой. - Что именно это за зло?

- Это то, чего я не могу вам сказать. Жаль, но не могу. Я только хочу знать, можно ли мне планировать его смерть, если бы у меня была такая возможность. - Если бы у меня была такая возможность. Это предложение принесло перемену. Господин Шютц облегчённо вздохнул. И всё-таки я не лгала, потому что я одна действительно не могла этого сделать.

- Что же, ты задаёшься вопросом, можно ли тебе это делать или нет? Или может, скорее, сможешь ли ты вынести, если не сделаешь этого? С какими последствиями ты сможешь лучше всего жить? Закон, во всяком случае, здесь совершенно ясен и библия тоже. Не убивай. Я со своей стороны пытаюсь держаться этого.

- Сверчки, которые каждый день дохнут в этих четырёх стенах, к этому не относятся, - дополнила я, взглянув на террариум, в котором насытившаяся Генриетта со сложенными вместе щупальцами изображала благочестие.

- Конечно, конечно, - подтвердил господин Шютц сконфуженно.

– Значит, всё было так просто. Я должна была решить, с какими последствиями я смогу лучше жить.

Этот вопрос уже давно был для меня решён. Я не могла, ничего не сделав, смотреть на то, как чахнет Пауль. Никогда. Лучше пусть на моей совести будет смерть другого существа, чем моего брата. И, к сожалению, у меня не было возможности обратиться в полицию, и таким образом не оказаться самой запертой. А именно в психиатрическую больницу.

Я должна буду пройти через это в одиночку, даже если получу пожизненное заключение. Независимо от этого, Францёз всё равно уже давно был бы в могиле, если бы не был превращён. Если Колин убьёт его, то выполнит только то, что мать-природа хотела сделать уже больше чем сто лет назад.

- Ладно. Знать больше я и не хотела. - Встав, я поцеловала Россини в изящную голову и протянула господину Шютц руку. Может быть, в последний раз. - Спасибо за всё.