Расколовшаяся Луна (ЛП)

Тем не менее, я этого не хотела, так как существовало два варианта объяснения, из которых один был возможен, как и другой: или я узнаю из нашего разговора, что Колина никогда не существовало, во всяком случае, он был не Колином, а простым психопатом, что Тесса была кошмаром, а я на была грани того, что сойду с ума. Другой вариант тоже не придавал мне мужества. Он означал, что весь этот вздор о Марах был правдой, Тесса существовала, а папа из-за нее исчез. Нет, не из-за нее. А из-за меня. Потому что я пошла против моих родителей, чтобы снова и снова видеть Колина, вопреки их запрету, и этим привлечь Тессу. После чего мой папа посчитал своим долгом предать Тессу. Он сказал Колину, что она на пути сюда. Я и никто другой устроила все это. Мысль об этой вине я так же не могла вынести, как и представление о том, что мое лето с Колином было фантазией.

Даже моя любовь к нему не была доказательством. Я и в Гришу была влюблена при том, что он никогда не существовал. Был мальчик с его именем, который ходил со мной в одну школу, это да. Но он не имел ничего общего с тем парнем, который посещал меня во снах и сновидениях. Тем не менее, я любила его. Я думаю, я способна на это, влюбиться во второй раз в выдумку. На это у меня, очевидно, был талант.

- Ладно, ты не хочешь говорить. Но я собираюсь кое-что предпринять, - вырвал меня спокойный голос мамы из терзающих меня размышлений.

- И что же ты собираешься предпринять? - зашипела я.

- Если сказать честно, мне все равно. Главное, что я дальше не буду пассивно ждать. Во всем этом я ненавидела ожидание больше всего, и я все еще продолжаю ненавидеть его. Завтра я сообщу обо всем в полицию.

- Полиция..., - я сухо рассмеялась. Мучительно медленно я повернулась к маме. Она сидела бодрая с выпрямленной спиной на краю моей кровати и внимательно на меня смотрела. Ее мягкие каре-зеленые миндалевидные глаза слегка светились в полутьме. Она выглядела отдохнувшей. Я никогда не видела ее такой отдохнувшей, и, из-за неожиданного порыва, мне захотелось обвинить ее в этом. За то, что она спит, в то время, когда нас должен беспокоить вопрос о том, жив ли еще папа. Я с трудом поборола гнев. Мама всю мою жизнь не могла спать должным образом, потому что подсознательно боялась, что папа украдет ее сны. Она никогда не говорила об этом, но я и так знала. И это было естественно, что ее тело теперь наверстывало упущенное то, в чем восемнадцать лет ночь за ночью ему было отказано.

- Да, полицию. Может, он попал в аварию, при которой все его документы потерялись. Теперь беспомощно лежит в какой-нибудь итальянской больнице и только и ждет того, что кто-то справится о нем.

Я остановилась, и кровь бросилась мне в голову. В больнице? Из-за аварии? Это звучало слишком нормально. Тогда мне действительно только все пригрезилось.

- Или может быть, - мама откашлялась, и у меня тоже внезапно появилось такое чувство, что я не могла больше говорить, не говоря уже о том, чтобы дышать, - Они похитили его из мести.

- Они, - повторила я хрипло.

Мама кивнула.

- Нам нужно все остальное вычеркнуть, прежде чем мы сами что-то предпримем. И я прошу тебя поддержать меня в этом. Мы остались вдвоем, Эли. Не бросай меня одну в разговоре с полицией.

Мама была, как всегда, собрана, но в первый раз я услышала голый страх в ее голосе. Я отошла от окна и села на безопасном расстоянии от нее, в изголовье кровати. Я не хотела, чтобы ей пришла в голову идея обнять меня. Любое прикосновение было бы слишком. Мою кожу покалывало от напряжения, и было чувство, будто кто-то дергает за до отказа натянутые веревки, исходящие от моего сердца.

- Елизавета, - сказала мягко мама. - Я позволила тебе спокойно закончить гимназию. Я не хотела обременять тебя. Ты была больной перед Рождеством, и я горжусь тем, что, несмотря на это, ты справилась и все выучила для письменных экзаменов. Но мы должны действовать. Ты понимаешь это?

Я снова кивнула, не в силах ответить ей. Значит, все зашло уже слишком далеко. Теперь мы с мамой официально решили, что с папой что-то случилось. И это только вопрос времени, пока кто-то не станет утверждать, что эта была моя вина... Я мельком взглянула на нее. Я не смогла обнаружить в ее взгляде какие-то скрытые упреки. Но во мне они кипели постоянно.

В одном она определенно была права: мы остались только вдвоем. Мой брат Пауль уже давно покончил с этим и решил, что эта история с Демонами Мара его отца была вздором и симптомом начинающегося безумия. Он не верил ему. Сам папа пропал. Остались только мама и я. Мама знала о папиных шрамах на спине и она яснее всех ощутила произошедшие с ним изменения, чем любой другой. Она наблюдала за тем, как из человека он стал полукровкой.