Он молча смотрел мне в след, в то время как я исчезала через входную дверь и направлялась к Volvo. Внезапно я так устала, что едва могла идти прямо. Когда я из окна машины помахала господину Шютц на прощание, он поднял руку, а его лицо нахмурилось от беспокойства. Сдерживать его дольше я не смогу. Он точно знал, что что-то происходит, что было что-то очень странное. Но хватало и того, что я подвергала опасности жизнь моих друзей. Не должен ещё и господин Шютц быть одним из них. Кроме того, он поспешит рассказать обо всём моей матери.
Дома я как камень упала на кровать. Мой запас адреналина был окончательно исчерпан. У меня даже больше не было энергии поднять вверх руку и взять бутылку с водой, хотя моё горло было пересохшим и шероховатым от жажды.
В одежде и в обуви на ногах, лицо плотно прижато к подушке, я уснула, в то время как снаружи пред окном дрозды жалобно приветствовали первый тёплый весенний вечер.
Глава 49.
Одна-одинёшенька
Выстрел чисто и быстро отделил моё сознание от сна, как будто хотел раз и навсегда уничтожить мои сновидения. Я свернулась калачиком от внезапной боли, прежде чем панический визг раздался в ночи. Не успел раздаться второй выстрел, как я уже стояла возле окна и смотрела наружу.
Моё дыхание булькало, и я думала, что чувствую вкус крови. Потом тишина была ещё раз на секунду прервана, за тем последовал пронзительный вой, который смешался с моим собственным криком. Я держалась за край подоконника, чтобы не упасть, как он, чьё тело, вздыбившись, повернулось вокруг своей оси.
- Вы идиоты, вы проклятые идиоты, - прошептала я. - Это ведь был только волк. Он ничего вам не сделал ...
В то время как он умирал, его мечты объединились ещё раз с моими. Я чувствовала его боль, его испуг и его разгневанное нежелание умирать, как будто пули разорвали мои лёгкие. Я тоже ещё не хотела умирать и была бесконечно разгневана, когда увидела его перед собой на мокрой, холодной листве, тонкая струйка крови на брылях, лапы дёргаются, как будто пытаются убежать от смерти. Я отпустила подоконник, потому что хотела протянуть руки и успокаивающе погладить по густой шерсти его шеи. Рыдая, я упала на пол.
Умерло больше, чем просто волк, я чувствовала это. Это уже больше не было моим домом. Это был лишь только враждебный, тёмный лес, и я боялась людей, которые жили в нём. Всю зиму я надеялась и молилась, что волк спрячется и охотники не найдут его, что ему будет позволено остаться для меня и Колина. Он дал нам время, тем, что разодрал Тессу. Он добровольно вступил в схватку. Хотя Колин похищал его сны, волк всё-время искал его близости и месяцами выл, после того, как тот исчез, как будто хотел призвать его. Никто, кроме меня, не слышал воя, во все эти морозные, снежные ночи. Его пение утешало меня. Я знала его мечты - он был мне знаком.
Боль в моих лёгких утихала медленно, но как только я могла двигаться, то встала, чтобы упаковать вещи. Мне нужно было убраться отсюда. Одно мгновение я ненавидела всю деревню, хотела пройти через несколько имеющихся улиц и громко прокричать моё отвращение, чтобы встряхнуть каждого отдельного жителя из его ханжеского сна. Но это всё равно не оживило бы волка.
Я уже держала прохладную ручку входной двери в руке, когда звонок телефона разорвал тишину дома. Телефон? Сейчас? Было только четыре часа утра - новости, которые меня ожидали, не могли быть хорошими. В такое время нам звонил кто-то уже два раза, и каждый раз объявлял о смерти. О смерти матери мамы и о смерти матери папы. Они оба умерли точно за тринадцать дней до своих семьдесят пятых дней рождений, совпадение, из-за которого у меня всегда пробегали мурашки по спине, когда я об этом думала. Но теперь я вспомнила, что был ещё и третий звонок. Не сообщение о смерти, и всё-таки связан со страхом, чьё эхо снова догнало меня со всей беспощадностью.
Это случилось во время грозы ночью прошлым летом - электричество вырубилось, и всё-таки телефон звонил несколько минут, пока я не взяла трубку и услышала голос, который был ни человеческим, ни животным и звучал ни по-женски и ни по-мужски, но очень древне и так могущественно, что я не могла перебороть себя, чтобы положить трубку. До сегодняшнего дня я точно не знала, кто звонил и что собственно хотел, почему потребовал моего отца. Только одно мне было ясно - это мог снова быть он.
И как в ночь грозы, в которую я в любой момент ожидала свою смерть, я, в эти серо-чёрные утренние часы, стояла как парализованная перед звонящим телефоном и смотрела, как моя рука, бледная и худая, двинулась вперёд и вытащила его из своего зарядного устройства.