Раскрась мой мир (СИ)

— Ты ничего здесь не поменяла… — проговорил бывший, обводя взглядом комнату. Он с усмешкой задержал внимание на чашке, потом вновь посмотрел на меня, — Дарин…

Мягкая интонация его голоса пустила по телу неприятную дрожь, всколыхнула в душе воспоминания тех дней, когда нам было хорошо… хорошо вместе. Я чуть ссутулила плечи, словно желая свернуться подожно ежу в неприветливый колючий клубок. Антон подался вперёд, упираясь локтями в колени — поза волнения…

— Прости меня…

Чтобы ответить мне нужен был глубокий вдох:

— Эти слова уже ничего не значат…

— Дарин…

Я стиснула зубы, отвела взгляд, чтобы не видеть глаз, что когда-то были самым дорогим.

Скрипнули диванные пружины, Антон приблизился.

— Я жалею, что так вышло… я все ещё…

{Нет…}

Я заткнула ладонями уши.

{Нет…}

Конец его фразы обратился приглашенных гулом.

{Нет!}

Болезненные воспоминания накрыли сознание снежной лавиной. В мелодрамах главные героини догадываются об измене, следуя по разбросанной одежде в дальнюю комнату огромной квартиры. Я услышала все с порога, когда вернулась пораньше из-за отмененного педсовета. Услышала и увидела… Два обнаженных тела без стеснения кувыркались на диване. Голос Антона в перерывах между стонами произносил слова "детка", "огонь" и "давай". Мое появление участники порно-сцены заметили не сразу, предоставляя возможность в течении нескольких секунд созерцать округлые формы крашенной блондинки и ладони моего парня в порыве сладкой страсти сжимающие эту целюлитную задницу. Первой повернулась она, смерила не вовремя появившуюся соперницу презрительным взглядом, театрально скатилась на смятую простынь, откинув, налипшие на лоб пряди, приняла соблазнительную позу. Во взгляде ее любовника на секунду застыло разочарование, потом, заметив меня, ещё на секунду сменилось растерянностью, но голос что произнес "Здравствуй, солнце" был уже вполне уверенный.

Наш разговор после ухода подруги Антона длился безумно долго. Парень мерил шагами комнату разглагольствуя о моей вечной занятости, усталости и желании выспаться. Через полчаса жалобы превратились в обвинения, а потом, недождавшись от меня ответных гневных тирад он ушел, хлопнув дверью, а я остаток вечера неподвижно просидела на расстеленном диване, глотая слезы разочарования и обиды.

Дыра расширялась, кирпичи сыпались один за другим память швырнула меня в кабинет гинеколога: белые стены, белый халат, белая сорочка…

— Дарин… — пальцы Антона обхватили мои запястья, попытались оторвать ладони от ушей, что я продолжала стискивать с каким-то остервенением, — выслушай меня, просто выслушай…

Его взгляд полный надежды в этот раз меня не тронет. Боль разгоралась внутри перехватывая дыхание

— Уходи… — голос звучал надрывным шепотом.

Чтобы хотя бы попытаться взять себя в руки требовалось время, которого бывший мне не даст.

— Дарин, мы взрослые люди… это недоразумение….

— Уходи! — надрывный шепот стал чем-то средним между криком и визгом.

Я зажмурилась, что было сил. Пальцы Антона раздались, слуха коснулся его быстрый шаг потом ещё один и ещё. Я опустилась на корточки прямо у камода сжалось в комок подтянув к груди колени. Так уже было, когда Антон через пару дней вернулся сюда за вещами и, как мне казалось, навсегда ушел из моей жизни, сказав как он за*брался искать чертей в моем тихом омуте. Я смутно помнила как выла на всю квартиру, каталась по полу подобно сумасшедшей. Олеся позже сказала, что это был нервный срыв. Она три месяца вытаскивала меня из депрессии, что пришла следом. Каждый день, после окончания уроков мы закрывались в ее кабинете, вставляя в психологическую стену по кирпичу. Нам казалось, что защита получилась надёжной.

Дверь захлопнулась с неприятно громким стуком. Я заставила себя открыть глаза, потянулась к дивану, стащила с него плед, укуталась с головой. Тело трясло, как в лихорадке. Олеся объясняла мне тогда, что с нервными срывами могут помочь справиться хорошие воспоминания. Она не давала сто процентной гарантии, но попробовать стоило. Я обхватила колени руками теснее кутаясь в плед.

Вдох, выдох…

Пирс. Семён обнимает меня, прижимает к сильной груди. В его руках тепло и спокойно. "Я тебе помогу", — его голос, ещё не исчезнувший из памяти, слышен как наяву.

— Я тебе верю…

Всхлип срывается с губ. Стискиваю зубы, произношу увереннее, заставляя себя поверить, что воображаемая сцена правдива:

— Я тебе верю.

Мне начинает казаться, что я чувствую запах его одеколона. Одного воспоминания мало, нужно ещё.

Его номер. Горячие руки Семена крепко обхватывают талию и плечи. Его сдавленный шепот над ухом:

— Не уходи, без тебя я снова стану незрячим инвалидом…

Глава 11

Полуденное осеннее солнце пробивалось в опустевший класс через тюлевые занавески, украшенные разноцветными бабочками, скользило по стендам, завешанным детскими поделками, аппликациями из пластилина, бумаги, семян.

— Антошка больше не появлялся? — спросила Олеся.