Раскрепощение

- Хорошо, Джереми, - говорю я ему, оборачиваясь.      - Ты хочешь поговорить со мной?      Давай поговорим. Но здесь буду задавать вопросы я, а не ты.

- Справедливо, - говорит он. Он устраивается на новом месте напротив моей кровати. - Что ты хочешь знать?

- Начни с Розы, - говорю я ему. - Кто она такая?

- Ты переходишь сразу к главному, - бормочет он.

- На этот раз никаких уверток, Джереми. Я хочу знать правду.      Я хочу знать всё. Кто такая Роза, какое отношение она имеет к тебе, какое отношение она имеет к твоему отцу? Почему Чарльз так отреагировал, когда увидел их?      Что у тебя есть на Розу, что она стала твоей домработницей на двадцать лет? - я останавливаюсь, чтобы перевести дыхание и продолжаю. - Почему? Я знаю, что она не тот человек, кем ты хочешь заставить ее казаться.

- Настоящий шквал вопросов, - задумчиво говорит Стоунхарт.

- Отвечай или проваливай. Дело твое, - говорю я.      - Если ты не собираешься говорить, у меня нет абсолютно никакого желания говорить с тобой прямо сейчас.

- Хорошо, - говорит он.       - Хорошо, Лилли, это достаточно справедливо.

Он встает.

- Я вернусь к тебе утром.

- Подожди, что? Ты уходишь?      Ты не можешь просто уйти, Джереми!

- Приглядывай за мной, - говорит он, звуча все больше как своевольный подросток.

Должно быть всему виной алкоголь.

- Нет! Ты сам это сказал. Ты так долго ждал этого.

Я хватаюсь за соломинку. Но, это редкая возможность.      За все время, что я знаю Стоунхарта, я ни разу не видела его пьяным. Алкоголь ослабляет все запреты, независимо от того, кто вы, или как хорошо вы думаете, вы можете скрыть это. Если Джереми уйдет сейчас, я потеряю прекрасную возможность узнать о нем то, что в противном случае никогда не выйдет наружу. Черт!

Я снова ловлю себя на том, что думаю о нем, как о Джереми, а не Стоунхарте. Черт возьми, я не могу этого сделать.      Я не могу поддаться чувству безопасности и фамильярности, которое вызывает его имя. Я не в безопасности рядом с ним. Последнее доказательство - моя рука. Но, черт возьми, это чертовски утомительно продолжать думать о нем как о двух разных людях.

У меня в голове включается лампочка. Джереми или Стоунхарт - какое это имеет значение?      Есть только один из них. Наказывая себя за это, я ничего не получу. Это бессмысленное отвлечение. Пусть он будет тем, кем захочет быть в моем воображении. Его имя не имеет значения. Его действия очень важны. Они происходят из одного и того же места. Они происходят от одного и того же человека.

Поэтому я буду звать его как угодно. Попытка решить, называть ли его по имени или фамилии, является самой глупой борьбой в мире, особенно если она продолжается.      Все, что мне нужно сделать, это отделить сентиментальный символизм, который я прикрепила к названию, прикрепила к одному человеку. К человеку, наблюдающему за мной. Ждущего, когда я заговорю.

К человеку, который сломал мне руку.

- Если ты сейчас уйдешь, - говорю я ему. - Ты потратишь впустую все это время. И как часто ты говорил мне, ты ненавидишь повторяться? Тратить время еще хуже.

Он останавливается, чтобы обдумать мои слова.      Затем он усмехается и качает головой.

- Ты слишком хорошо меня знаешь.

Я напрягаюсь.

Он подходит, чтобы взять неоткрытую бутылку, прежде чем вернуться на свое место.      Он успокаивается и смотрит на меня.

- Итак, - говорит он. - Роза.

- Да, Роза.

Его глаза сканируют комнату.

- С чего мне начать?

- С начала? - предлагаю я.

- Нет, - он отрицательно качает головой. - Мы уже делали это таким образом. Скучно. Давай лучше сыграем в игру.

- Игру? - спрашиваю я. - Какую игру?

- Ту, в которой ставки довольно высоки, - говорит Джереми, откручивая крышку ликера. - Ты когда-нибудь играла в азартные игры, Лилли?

- Нет.

- Позор. Победа за столом дает тебе острые ощущения, в отличие от любых других, особенно потому, что в некоторых играх ты знаешь, что это не что иное, как удача.

- Я думала, что ты не веришь в удачу.

- Случайность, - говорит он. - Рулетка - это азартная игра.      Разве ты не знаешь?

А затем мои глаза расширяются в абсолютном ужасе. Из кармана пиджака Джереми достает старинный револьвер.

Он переворачивает оружие в своих руках.

- Я...унаследовал это...от своего отца, - мягко говорит он. Его пальцы пробегают по стволу.

- Он любил показывать его нам, когда у нас были проблемы. Конечно, в основном это был я, сидящий в его кабинете, а не мои братья.      Но я помню один раз...однажды, он был ужасно зол. Меня подставил мой старший брат Роберт за то, чего я не делал. Или может быть я сделал это, это не имеет значения. Я не помню. Что я действительно помню, так это: я вошел в кабинет отца. Он сидел в своем кресле за  массивным дубовым столом, за тем самым, что сейчас находится в моем домашнем офисе. Тем не менее.      Ты была по другую сторону баррикад.      Ты знаешь, на что это похоже. А теперь представь, что в глазах десятилетнего ребенка. Ребенка, у которого нет ничего, кроме страха перед человеком, с которым он вот-вот столкнется.

Поверь мне, думаю, я знаю это чувство лучше, чем ты думаешь.