Раскрыть ладони

Можно подумать, все прочие части тела остались в неприкосновенности… Да и «разворачивать» оказалось особенно нечего.

— Другого выхода не было.

— Вы говорите так, потому что хотите оправдаться?

— Я говорю то, в чем уверен.

Он вскочил, проявив неожиданную для преклонных лет прыть, и, доковыляв до меня, начал бросать мне в лицо все обвинения, которые успел придумать:

— Ах, уверены? Значит, вы точно знаете, на что способны? Так почему же… — Короткая пауза на восстановление сбившегося дыхания. — Так почему же вы бросили его?!

Бросил? Даже отказываюсь понимать. Дедуля сошел с ума? Похоже. Но это уже не моя беда.

— О чем вы говорите?

— Вы могли сделать так, чтобы он жил! Хотя бы еще немного…

Может быть, да. А может быть, и нет. Один шанс из сотни, не более. Думаю, моих сил хватило бы еще на час. На полтора. И что потом? Оттянуть мгновение смерти? Зачем? Сейчас старику горсть упущенных минут кажется величайшей драгоценностью, но ведь каждое мгновение сверх предела только добавило бы боли. Нет, не ребенку. Его родственникам. Потому что смотреть на страдания любимого человека не менее болезненно, чем корчиться в судорогах самому. Я это хорошо прочувствовал, когда смотрел, как умирает отец. И многое отдал бы, если бы мог, чтобы уничтожить вечность тех мгновений.

— Он был обречен.

— Вы не можете утверждать! Пришли бы другие маги, они…

— Они ничего не сделали бы. Ваш домашний маг ведь отказался даже заходить в залу, помните? А Кавари — хороший заклинатель.

Могу подтвердить, кстати. Опять же, собственным опытом: усыпили меня мастерски, сняв малейшее напряжение мышц, так что по пробуждению горькие воспоминания мучили только мое сознание.

— Но нашлись бы еще лучше!

— Это пустой разговор, господин.

— Конечно, для вас он пустой! Не вам же хоронить собственного внука!

Да, не мне. И слава богам, что церемония пройдет без моего участия. Еще раз увидеть изломанное тельце… Не-е-е-е-ет! Предпочту уйти без оплаты.

— Я прошу всего лишь поставить подпись и печать.

— Печать? Ах да, вы же что-то там оказали… Снизошли к нам, несчастным…

— Я сделал все, что мог.

— Потому что не хотели спасти мальчику жизнь!

— Он, действительно, сделал все, что мог, дедушка. Оставь его в покое.

Мы со стариком повернулись одновременно, но если хозяин Оврага растерянно вздрогнул, выбираясь из сетей отчаяния при виде знакомого лица, то я, наоборот, на долгий вдох застыл столбом. Потому что не ожидал снова и при таких странных обстоятельствах встретить парня с больным ухом. Вернее, с ухом уже вылеченным.

— Брэвин, мальчик мой…

Обо мне, как об обидчике, было вмиг забыто, потому что старик кинулся обнимать последнего оставшегося в живых внука. Тот, надо сказать, с честью выдержал приступ неожиданной ласки, мягко высвободился из цепкой хватки сухих пальцев и проводил деда к двери кабинета:

— Я сейчас все улажу и приду. Не волнуйся. Совсем скоро приду.

Когда утихомирившийся старик ушел, юноша, по случаю траура одетый во все черное и оттого кажущийся на редкость бледным, жестом предложил мне сесть.

— Благодарю, но не хочу задерживаться больше необходимого.

Жемчужно-серые глаза виновато блеснули:

— Вы должны простить дедушке его… горячность. Случившееся было слишком сильным ударом.

— Я не вправе кого-то обвинять или прощать.

— Ну да, конечно… Вы ведь сделали все, что могли.

Не могу разобрать, насмехается он или говорит серьезно, поэтому на всякий случай уточняю:

— Вы тоже верите в чудеса?

Юноша печально выдохнул.

— Нет. Я видел, во что превратилось тело Вэлина. Даже если бы он выжил… Жизни у него все равно не было бы.

Ну хоть кто-то из семьи мыслит разумно! Хотя, собственно, больше никого и не осталось: теперь все тяготы хозяйства и прочих обязанностей лягут на плечи последнего из наследников. Потому что дедушка вряд ли долго еще задержится на этом свете. Помочь продлить стариковскую жизнь может только одно. Женитьба Брэвина, причем скоропостижная, и куча вопящих и гадящих в пеленки правнуков.

— Вы говорили, что вам нужно…

— Поставить подпись и печать на виграмме. Только и всего.

Юноша пододвинул к себе листок и внимательно изучил строчки составленного мной текста. Вереницу положенных слов я знал наизусть и мог написать, не глядя, а потому искренне удивился, когда Брэвин накрыл виграмму ладонью и поднял на меня недоуменный взгляд.

— Вы давно занимаетесь своим ремеслом?

— С совершеннолетия.

— И до сих пор делаете ошибки в бумагах?

— Ошибки?

— Я не нашел здесь указания размера оплаты.

— Видите ли…

Он строго сдвинул брови:

— Вы потратили много времени и сил. Сколько они стоят?

— Я с лихвой окупил свои затраты. Вам не понять, но… Не нужно никакой платы.

— Вы снова заявляете то же самое?! Хорошо. Ваше право упорствовать. Но сейчас вы находитесь в моем доме, и покинете его только на моих условиях!

Ого, внучек пошел весь в деда. Не знаю, как много потеряла королевская армия в лице юного Брэвина, но караванные пути точно скоро начнут стонать!

— Это не упорство. Разбирая заклинание, я обеспечил себе заготовки для собственной будущей работы. Поверьте, они стоят много дороже, чем сутки труда!

Жемчужины глаз угрожающе потемнели: