Раскрыть ладони

Стойте-ка. Дыхание мне не чудилось. Невидимые занавеси и впрямь колыхнулись, натянулись, словно зацепленные кем-то или чем-то, и отпрянули назад, то ли разорванные, то ли освободившиеся самостоятельно. Надо сказать отцу. Он не особенно прислушивается к моим рассказам о нитях, висящих повсюду, но и не оставляет совсем уж без внимания.

А почему я подумал о лужице? Опускаю взгляд. Точно! Мы же стояли на сухом месте, а теперь у ног отца явственно заметно мерцающее в отсветах лампы озерцо. И не только у ног, но и на них...

— Прочь!

Отец толкает меня так сильно, что я не могу сохранить равновесие и падаю, откатываясь на несколько футов дальше по коридору.

— Па?

Он стоит неподвижно и напряжённо, словно пытается что-то понять или услышать.

— Уходи!

— Что случилось?

— Скорее!

Теперь лампа хорошо освещает его лицо, и я вижу то, чего никогда не ожидал увидеть. Страх. Но страх не за собственную жизнь, а за... Мою.

— Па...

— Если ты не уйдёшь...

Я умру. Это понятно. Но от чего?

Мне тоже становится страшно. Я растерянно еложу по скользким заплесневелым плитам пола, но ухитряюсь подняться. Примерно в десяти шагах от отца. Карлин стоит, безвольно опустив руки, с кончиков пальцев которых... Капает кровь.

Нет, не только с кончиков. Она просачивается через кожу. Через всю кожу: тёмные пятна проступают на штанах, на рубашке, ткань намокает всё больше...

— Ухо... хр-р-р...

Красная полоса поднимается по шее отца. Глаза, уже невидящие, плачут кровавыми слезами. Лица больше нет, осталась только маска, но не карнавальная, с замёршими раскрашенными чертами, а живая. Текучая.

Надо бежать. Вот только ноги, сволочи, не слушаются. Ещё стена некстати оказалась за спиной. И взгляд не хочет отрываться от кровавой статуи, ещё несколько вдохов назад бывшей моим отцом. Собрать последние силы, повернуться и...

Не успеваю, потому что ещё ничего не закончено. Вслед за кровью на лицо выползают тёмные, почти чёрные, масляно блестящие капли. Неторопливо собираются вместе, трутся бочками, сливаются в лужицу, похожую на ту, на полу, но не гладкую, а...

Медленно и лениво рождается новая маска, ничем не напоминающая отцовские черты. Высокие надбровные дуги, тонкий прямой нос, острый подбородок. Из лужицы выступает лицо. Очень красивое и... вне всякого сомнения, женское!

Веки вздрагивают, поднимаются... Под ними нет ничего, кроме той же вязкой и густой жидкости, но я чувствую: на меня смотрят. Неотрывно и внимательно.