Отпустив мужа, я рванулась к папе, и в следующее мгновение ко мне присоединилась Алексана. Но герцог Милн уже не подавал признаков жизни, и мы с сестренкой, с трудом оторвавшись от тела отца, обнялись и зарыдали. В груди сворачивался плотный комок, а разум отказывал… Нужны ли слова? Вряд ли. Этим поступком он реабилитировал себя за все восемнадцать лет. Да, я забуду не все. Да, я не стану его идеализировать. Но иногда поступки говорят о многом… Нет, не перекрывают, но говорят…
Змей осторожно присел рядом и обнял меня за плечи, а я уткнулась ему в грудь. Кажется, уже очень хочу оказаться где-нибудь в другом месте… В замке мужа, например…
То, что происходило дальше, помню смутно: все казалось сном, напоминавшим кошмар. Вокруг бегали представители Гильдии, профессор Адмир раздавал кому-то указания, Теллер переговаривался с немного ошарашенным, но удовлетворенным Главным Жрецом. Алексана жалась к Ронану, обхватившему ее обеими руками. Питер втолковывал что-то появившемуся на площади Джарелу Олберту, и тот согласно кивал в ответ. Настоящий будущий король…
А я просто не могла сдержать слез и ни на миг не отпускала Змея, который крепко прижимал меня к себе и шептал что-то на ухо. Я не понимала ни слова, но знала, что только Даррена хочу видеть рядом. Всегда. В этот миг окончательно поняла, что ближе него у меня никого нет. И не будет.
Через некоторое время, когда мы с сестрой немного пришли в себя, все представители нашей, как оказалось, многочисленной королевской семьи отправились в мой дом в столице. Расположились в библиотеке, благо места хватило всем. Тела Мартина и отца забрали, деканы нехотя отправились обратно в Академию. Теллер мазнул взглядом по Ронану, но ничего не сказал и ушел вслед за Адмиром. Я всхлипывала, повиснув на муже, а Алексана – на Ронане. Он косился на Даррена и Питера, но молчал. Бабуля была потрясена, но тоже не произнесла ни слова.
Зато мы с Саной наконец-то увидели маму. Она ничуть не изменилась за эти годы, как и любая наяна, зато осматривала и ощупывала своих дочерей, захлебываясь в рыданиях. Мы тоже не сдерживали эмоций, заливая слезами ее платье, гладя темную копну волос, не желая выпускать дорогого человека из объятий. Все-таки десять лет прошло! Мама, как же нам тебя не хватало…
Питер, Даррен и Ронан уединились в углу. Оно и понятно, им о многом придется поговорить. Какие чувства бушевали в душе моего мужа и Питера, даже представить страшно. Если у нас с Саной горечь от потери отца перекрывала радость от встречи с мамой, то как себя чувствовали они, потеряв брата и сына… И, главное, разочаровавшись в нем. Иногда мы не замечаем в характере близких того, что насторожит любого другого. Я всегда с предубеждением относилась к Мартину, хотя дара предсказания у меня как не было, так и нет.
Змей все так же недовольно смотрел на Ронана, но, надеюсь, со временем он оттает. Приложу все усилия к их примирению, все-таки общаться им придется. Как же непредсказуема жизнь! Кто бы мог подумать, что мы с сестрой свяжем свою жизнь с двумя братьями…
Дождавшись момента, когда я, Сана и мама успокоимся, к нам медленным шагом приблизилась Эмма. Она никогда не была слишком чувствительной и даже сейчас не стала изменять своим привычкам. Окинув нас ироничным взглядом, она бросила реплику о том, что слезами трех наян можно затопить всю столицу. Я сузила глаза, не в силах удержаться от язвительного замечания:
– Зато ты, смотрю, очень и очень довольна. Как ты перенесла общение с зятем, бабуля?
– Не поверишь! – с готовностью отозвалась она, проигнорировав, как ни странно, мое обращение. – Сдерживаюсь из последних сил. Глаза б мои его не видели!
– Мама! – возмутилась Катарина. У нее даже слезы мгновенно высохли.
– Пусть живет, я же не против, – хмыкнула бабуля. – А если Шелдона помилует, даже улыбаться буду. Правда, не советую твоему мужу подходить ближе, чем на расстояние вытянутой руки, мало ли что… Кстати, насчет мужа. Может, все-таки не станешь выходить за него замуж? Быть вдовой для любой наяны лучше, поверь моему опыту. Ладно-ладно, Алексия, ты исключение, только подтверждающее правило.
Мама едва не зарычала, чем напомнила меня саму, и я улыбнулась сквозь слезы. Драконьи горы и ее изменили. Или же выявили истинный характер? А Эмма неисправима, даже обижаться на нее не имеет смысла.
Нашу перепалку прервал знакомый шорох. Резко обернулась к окну – и увидела приземляющегося на подоконник Берта. Он резво сложил крылья, и с его спины легко соскользнула довольная Альяна. Питер, оставив сыновей, тут же подхватил ее на руки и грозно спросил:
– Как ты могла сбежать?! Знаешь, что тебе за это будет?!
– Конечно, – она расплылась в улыбке, – ничего! Когда ты до меня доберешься, пообщавшись со всеми своими родственниками, боюсь, даже забудешь, как родную дочь зовут.
– Альяна!
– Главное – повторяй мое имя чаще, а то мало ли что…
– Дочь!