Раскрытие тайны

Пенсионное дело Карпухина и письмо в синем конверте были посланы в областной город на экспертизу. У следователя созрела еще одна версия… и на этот раз она подтверждалась. Из областного центра пришло в голубом конверте заключение экспертизы: документы, представленные Карпухиным в собес, действительно поддельные, а письмо за подписью Ивана Зубова написано самим Карпухиным…

Следователь Илья Фомич усмехнулся: плохи дела у Карпухина, раз приходится в покойника превращаться. Но панихиды не получилось, воскрешение из мертвых произошло не по воле Карпухина.

За три года «пенсионер» успел получить в Иванково восемнадцать тысяч рублей!

«А ведь сидел на шее у жены», — вспоминал следователь.

Вынеся постановление о розыске, он вызвал Арину на допрос.

Она первая обратила внимание следователя на регулярные отлучки Карпухина из дома.

— Куда он мог ездить? — переспрашивала Аринка. — Мог ездить куда-то получать вот по таким же «документам» еще пенсию…

Тем более его надо было найти во что бы то ни стало. Может быть, и сейчас из государственных касс продолжают уплывать деньги в глубокий карпухинский карман…

Областное управление милиции разослало требования о розыске. Все районные отделения милиции искали «пенсионера» Карпухина. В то же время во всех райсобесах просматривались пенсионные дела.

4

В соседней области есть село Замойки — районный центр. Стоит оно возле веселой речки с зелеными берегами и голубой прозрачной водой.

В том месте, где речка круто поворачивает на юг, разлегся сад, купал корни и ветви в воде. Среди зелени виднелась красная железная крыша. Сад был небольшой, но глухой и заросший, и ходить в нем можно было по дорожкам.

Хозяйкой всей этой благодати была вдова Зацепилина. Года два назад у нее поселился инвалид второй группы Карпень. Был он моложе ее лет на пятнадцать. Но ничего! Вдову Карпень не обижал. Обещал дом отремонтировать, колодец почистить. А пока ел, пил и одевался у вдовы.

Однако деньги у Карпеня, видно, водились. Поставил он в саду у вдовы деревянную баньку. Банька с наперсток, но сколько было удовольствия от нее человеку. Стояла банька у самой речки под старой липой. Из нее в воду уползала гофрированная кишка. Воду качал маленький насосик с ручной петлей. Насосик хлюпал и кряхтел, но воду качал — боялся, рука у вдовы была тяжелая.

В баньке имелся полок, где можно было париться, стояла выскобленная ножом добела лавка, где хорошо было отдохнуть после березового веника. Но гордостью баньки был котел! Когда-то в нем на полевом стане варили суп да кашу. Потом он почему-то оказался в сарае у вдовы, а теперь его Карпень занес в баньку. Котел вдова отскребла и оттерла, и сейчас он стоял на полу, сверкал как самовар.

Банька была всем на удивленье. Иногда хозяин пускал в нее своих друзей — за плату, конечно, и предупреждал: про котел не болтать.

Сейчас, попарившись и отлежавшись на лавке, хозяин на закуску принимал ванну. Котел был маловат, и он сидел в нем скорчившись, как утробный младенец. Над водой торчала красная физиономия с выпученными глазами. Волосы были зализаны вверх винтом. Физиономия отдувалась и чихала. От зеленой воды нестерпимо тянуло крепким настоем еловой хвои. Рядом бегала, суетилась вдова Зацепилина в клеенчатом переднике с засученными за локоть рукавами. На слепом оконце стояли вряд бутылки с какими-то настоями — желтыми, коричневыми, черными. Вдова лечила сожителя от многочисленных недугов.

Вылез Карпень из котла разрисованный во все цвета, но довольный и благодушно настроенный.

Чай пил за столом в вишняке. Рядом хлопотала вдова, подливала в чай коньячок из пузатого графина. Не забывала и себя.

Вечером лежал Карпень на широкой кровати, отвернувшись от приткнувшейся к его боку вдовы. Потом повернулся, обнял ее за толстую теплую спину.

— Слышь, Анфиса! Перепиши на меня половину дома и сада. Перепиши, говорю. Мне это не надо. Дурьей твоей бабьей голове хочу помочь. Ведь целая вотчина у тебя здесь. Отберут! А брак наш нерегистрированный. Перед законом мы вроде как чужие. Будут у дома вроде как два хозяина. И не тронут тебя.

Но вдова была не проста, голыми руками ее не возьмешь. Чуяла: сдастся на эти просьбы — останется и без дома, и без Карпеня. Протянула певуче:

— Подожди. Чего торопиться? Будут отбирать, тогда и поговорим.

Но именно ждать Карпень не хотел. Встал, рывком спустил на пол босые ноги.

— Пошла ты…

Будь она проклята эта вдовья сообразительность! Карпень не мог ждать. Пора было устраиваться прочно: то ли в Корневищах у молодой жены спрятаться за ее славу, то ли здесь, в Замойках, у вдовы стать хозяином всей этой благодати. Эх, если бы она на него хоть половину усадьбы переписала… Да, хитра, хитра! Далеко смотрит.

Каждому, понятно, хочется быть красивым. Красивым хотелось быть и Карпеню. Но на пути было много препятствий, и прежде всего волосы. Волосы у него были цвета старого перегноя, жидкие и прямые. Карпень упрямо мазал голову всякой дрянью, обкладывал простоквашей, полоскал бурачным квасом.