Раскрытие тайны

— А знаете что, ребята, я, кажется, совсем привыкла к своему новому имени. К Любке Коротковой, и особенно к «Королеве», — сказала она и засмеялась.

СИНИЙ КОНВЕРТ

1

В райсобес председатель сельского Совета Иван Иванович ехал на линейке. Чиркал сапогами по дорожной пыли и сердито думал: «Наломали дров…»

На небо стала наползать черная туча. Шла гроза. Иван Иванович подобрал ноги, стегнул лошадь кнутом…

Райсобес стоял на горке. К нему вела ветхая лестница: в щелях между досками росли одуванчики. Под окнами махали ветками несколько маленьких берез.

Налетел ветер, согнул березки, потащил серые хвосты пыли. В небе загромыхало железными листами. Вниз ринулись тяжелые капли, оставляя на дороге большие, как пятаки, черные следы.

А в собесовских коридорах заходили сквозняки, забирались холодными пальцами в рукава, швыряли дверьми, смахивали бумаги со столов, кружили их по комнатам. Работники бегали за ними, ловили как голубей.

Вместе с грозой в райсобесе появился предсельсовета Иван Иванович. Привез синий конверт.

В комнате, где сидел заврайсобесом Безродный, горела электрическая лампочка. Иван Иванович положил на стол письмо.

— Читай, Захар Антонович. Почтальон в сельсовет привез.

Заведующий вынул из синего конверта тетрадочный листок, стал читать.

«Гражданин уважаемый председатель Иванковского сельсовета, передайте родителям и сродственникам Андрея Потаповича Карпухина, коли они у него имеются, что Андрей Потапыч скончался, не приходя в сознание. Под станцией Перово он бросился под колеса курьерского поезда. Места живого на нем не осталось, весь что ни на есть изрезан. Только пенсионерская книжка уцелела. Посылаю ее как последний привет покойника. И в том, что Андрей Потапыч погиб так страшно, виноват ваш райсобес и его начальник Безродный. Обидел он инвалида войны.

Иван Зубов»

Безродный сразу вспотел, достал платок, высморкался и молча стал перебирать на столе бумаги. Оглянулся на Ивана Ивановича. Тот смотрел сердито из-под насупленных бровей.

— Карпухин… Старший инспектор во время ревизии забраковал его документы. Что-то ему показалось подозрительным. Вызвали мы его…

Иван Иванович осуждающе молчал, сверкал глазами.

Безродный положил на стол огромные, как гири, кулаки.

— Ты меня, Иван Иванович, знаешь. Я на этой работе пятнадцать лет сижу. На меня еще никто не жаловался. И вдруг человека до самоубийства довел! — Безродный потрогал руками синий конверт. — Дай с мыслями собраться. Что-то здесь не так…

2

Маша, секретарь сельсовета, шла к Аринке, ее послал Иван Иванович.

Аринку знал весь район. Во-первых, ее звено выращивало лучшую во всем районе картошку, которую даже показывали на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке в Москве. Во-вторых, она была в колхозе первая певунья и заводила. Ни один клубный вечер не обходился без Арники, пока не вышла замуж за Карпухина.

Маша толкнула дверь и вошла. В комнате стояла полутень от залепивших окна цветов. От только что вымытых белых полов тянуло прохладой.

Аринка была дома, накануне занозила руку. Рука распухла и болела. От боли в руке, а больше от того, что дома сидит, когда все в поле, Аринка хмурилась и кисла.

Маша присела на табуретку, не зная, как начать. Помолчали.

— А что твой Карпухин — скоро обещал вернуться?

Аринка сердито повела глазами.

— Не мой он. Не жду.

— Чего так?

— Сказала ему, чтобы не возвращался. Бездельник. Всё норовит, чтобы за него всякий пустяк другие делали. И не верю я в его болезнь. И меня замучил, и Василя. И ничему никогда не порадуется. Ни о ком, только о себе думает. — Аринка сбросила кота с колен, встала. — Фальшивый он человек. Не нужна я ему. Руки мои нужны да заботы.

Маша облегченно вздохнула. Давно догадывалась она о неладах у Аринки с мужем.

«Ну, раз так, — подумала она, — и говорить ничего не буду. Пусть от других узнает».

По крыше зашлепал дождь. Залопотали ручейки на стеклах. В комнате стало еще уютнее. Прибежал, накрывшись мешком, Василь. Он вытирал у порога босые ноги.

Неизвестно как, но Василь уже знал о случившемся. Новости в деревне распространяются, как пожар в сухом лесу. Мальчишка посмотрел на хмурую Аринку, на притихшую Машу и истолковал их настроение по-своему. Потолкался в избе, потом по-взрослому сказал:

— Ты вот что, не убивайся. Не стоит он того.

Аринка вскинула сразу потемневшие глаза на брата, на Машу. Пришлось Маше рассказать всё.

Долго сидела Аринка, облокотись о стол, дергала в ушах голубые сережки. Упрямо сказала:

— Я перед ним ни в чем не виновата.