Распад

Я покорно загундосил: часовому запрещается принимать от кого – бы то ни было, и передавать кому – бы то ни было естественные надобности…

Капитан откинул голову назад, и громко, с удовольствием засмеялся – хорош! Не вздумай это проверяющему сказать, а то проблемы будут, заряжай!

Я вставил карабин в пулеувлаливатель, привычным движением загнал внутрь десять патронов, меняющийся часовой уже подпрыгивал от нетерпения рядом со мной – чё так поздно на пост выходишь, сука? Чтоб в следующий раз без пятнадцати шесть уже сменил меня, понял?

– Ага, впереди ЗИЛа побегу, ломая ноги от усердия…

– Шо? Бл.да я…тебя…

Капитан вальяжно закурил одну из конфискованных у меня сигарет – э, военный, тебя лимузин ждёт, иди давай, а то придётся пешочком догонять.

Нетерпеливый вояка показал на меня указательным пальцем, затем провёл этим пальцем по шее – понял?

– Гланды беспокоят?

– Шо? Ну, падло… завтра потележим!

Капитан сладко ухмылялся – нежно у вас всё, прямо идиллия, ну ладно, лезь на вышку! Залез? Проверь связь! Работает? Звони, если чё.

Минут десять я наслаждался пением птичек, и видами природы, затем стало скучно, не происходило ничего, и вот так мне стоять ещё час пятьдесят? Грустно, девицы… Стали затекать ноги, стараясь снять напряжение, я переминался с ноги на ногу, затем навалился на деревянную стенку вышки, грохнула дверь в караульное помещение, из караулки вышел Пакуша, здоровенный кореец, круглая голова, огромные икроножные мышцы (сапоги налезают только на щиколотки), он неторопливо подошёл к вышке, пнул ногой один из державших её столбов – эй, ты, ты чего развалился там? Стань прямо, не наваливайся на бортик!

Удостоверившись в том, что я несу службу по уставу, Пакуша возвращается в караульное помещение. Увлекательное стояние на вышке, прерывается каким – то посторонним звуком – то ли ветер завывает, то ли мне кажется?

– ОООй, с тоооой!

Что за бред? Нет, мне не кажется, звук идёт из – за забора, я привстаю на цыпочки и вижу сержанта из комендантского взвода, он машет руками, приплясывает, в общем – делаёт всё для того, чтобы привлечь моё внимание.

– Часовой! Часовой!

– Чего?

– Хуй с тобой! Агхаахаха!

Комендант шутит, видимо одинокое сидение на КПП наскучило сержанту, и он решил развлечься.

– Часовой! Часовоой! Ты чего молчишь? Обиделся что – ли? Не обижайся, я же шучу, не будешь обижаться? Мы же с тобой из одной роты, практически земляки, я из Иваново, а ты откуда? Молчишь? Ну ладно. Не обижаешься, хорошо? Ну, вот и ладушки. Часовой?

– Чего?

– Держи хуй горой! Гы хы – хы – хы…

Его буквально распирает от восторга, круглое лицо блестит от пота, очки запотели, реденькие усишки дрожат от возбуждения. Он начинает вышагивать гигантскими скачками, и пафосно декламировать песню Титомира:

– Ерунда! Я хочу тебя! Ерунда! Я не могу без тебя! Встретимся – не встретимся! Узнаёшь стихи? Нет? Эх, ты, деревня, это же Иосип Манда в шрам! Друг Бориса Пластырьврака!

Он кривляется ещё минут пять, поняв, что я больше не реагирую на его блестящее шоу, он одёргивает китель, и строевым шагом уходит на КПП. Увлёкшись грациозным выступлением «земляка» из комендантского взвода, я опять привалился к стенке, угрожающе скрипит дверь в караулку, Пакуша неторопливо подходит к лестнице и взбирается на вышку.

– Ты чего – куришь тут?

– Нет, не курю.

– Я из окна видел, у тебя изо – рта дым шёл.

– Показалось.

– Ты чего хочешь сказать – что меня глючит?

– Нет, просто показалось.

– Нет, ты меня за хуй не считаешь, глумишься надо мной, салабон сопливый.

– ?!

Пакуша смотрит на меня исподлобья, шумно сопит, из правого уголка его рта неожиданно вытекает струйка слюны, он шумно втягивает её, утирается тыльной стороной ладони, сморкается мне под ноги, и неспешно спускается вниз. Проходит минут пять, дверь в караулку распахивается, распаренный, красный Пакуша вылетает из помещения с визгом:

– Бляяяать! Ты меня чего, заебать решил? Я! ВИДЕЛ! КАК! ТЫ! КУРИЛ!

Он несётся по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, и готовясь меня порвать в клочья. Я быстро снимаю карабин с плеча, и разъярённый Пакуша упирается носом в штык моего СКС.

– Мужик, по – моему тебе надо успокоиться. Я не курил, начальник караула забрал у меня все сигареты, не знаю, с чего, тебе вдруг привиделось, что я курю.

Пакушу трясёт, чёрные волосы прилипли ко лбу, пот заливает ему лицо. Он фыркает, обдавая меня брызгами слюны и пота, резко поворачивается, кладёт ноги на перила, и очень быстро съезжает по ним вниз. В раздумии, он некоторое время стоит неподвижно, затем резко разворачивается и, рыча, несётся вверх по лестнице, я делаю резкий выпад штыком, и Пакуша кувыркаясь, летит вниз по лестнице.

– Пакуша? Пак? Чего молчишь? Или ты у нас теперь трупак?

Я спускаюсь вниз, и пытаюсь нащупать пульс на его запястье – бесполезно, признаков жизни нет.

– Ты чего наделал, сука?

На пороге караулки стоит Избегыч, огромный сержант, помощник начальника караула.