Распад. Судьба советского критика: 40—50-е годы

А Вишневский, хотя и тосковал по Тарасенкову и писал, что часто думал о нем, но главное имя не мог не произнести, такой он был принципиальный человек:

Пастернака вспомнить надо, — строго указывал он товарищу, — он зол и мрачен, влияет на Асеева, — как я слышал, — «де литературы нет, нужно заниматься переводами классики»… Субъект чуждый, отрешенный от общества, «демонстрант» (не читает газет) и пр. Как из чего ты начнешь разговор — дело твое, но разговор за тобой… По существу, до глубин. Я хотел в 1948 году выступить, прочел всего Пастернака, кипел бешенством, но черновики так и остались лежать… Не моя область. А браться за поэтику значило вползать в дебри…

…И через несколько дней — 9 февраля снова:

Ты достаточно упрямствовал: не выступил о Пастернаке в 1946, 47 гг., несмотря на открытые разговоры Президиума, партгруппы, предложения Фадеева, мои и пр. Я полагаю, что для ясности в этом затяжном вопросе (чуть ли не 20-летняя затяжка) ты должен раз навсегда выступить. Повод найти можно всегда (переводы и т. п.) Большое выступление решительно снимет старые воззрения лит<ературной> общественности по поводу твоих былых ошибок, заблуждений и пр. (Сельвинский ведь рассказал Пленуму личный рассказ Пастернака о твоем перед ним покаянии по поводу твоего покаяния в «Знамени» (1937). Надо обрубить все эти «хвосты». Ты все еще колеблешься, «думаешь» и пр. Нужна хирургич<еская> операция… Вот и все[236].

Язык выдает сумасшествие эпохи. Вишневский пишет фантастическую фразу, которая обнажает всех участников истории: «Личный рассказ Пастернака о твоем перед ним покаянии по поводу твоего покаяния». На дворе 1950 год, а в ход идут рассказы о том, что было 13 лет назад в столь памятном для всех 1937-м. Вишневский продолжает:

Лицо Пастернака ты разглядел. Да это упрямый, недобрый, потаенно враждебный тип… В эвакуации он вспоминал о неких рекомендательных письмах немецких писателей… Могли бы пригодиться на случай прихода гитлеровцев. Вот сукин сын! (Диалог сообщен мне членом партии участником беседы с П<астерна>ком…).

Тут придется прерваться, чтобы отметить, что это третье упоминание бредовой идеи Вишневского, дважды уже тем же Тарасенковым во встречных письмах опровергнутое. Но по этим письмам видно, что человек слышит и постулирует, что он хочет, до истины ему нет никакого дела.