Распад. Судьба советского критика: 40—50-е годы

В дальнейшем Поликарпов принял все меры, чтобы дневники Инбер не вышли отдельной книгой: тонко был организован провал книги на редсовете «Сов<етского> Писателя». Я там не был. Дрался за Инбер Вишневский.

Фыркал Поликарпов на «Молодую гвардию» Фадеева, говорил, что это не ахти какое произведение, но на этот раз на открытую борьбу не решился. Презрение и насмешки вызывали у Поликарпова Алигер, Инбер. Об Инбер он не выражался в разговорах наедине иначе как «Вера Ёбнер»…

Попытался устроить разгром поэмы Алигер «Твоя победа». Возмущение вызвала у него глава о евреях. Было устроено осенью или летом 1945 года совещание на квартире Тихонова. Присутствовали Тихонов, Алигер, Поликарпов, Симонов, Маршак, я, еще кто-то. Подвергли критике главу. Алигер потом ее переделала. Но здесь Поликарпов вел себя сравнительно мягко.

В ходе встреч, разговоров Поликарпов всегда шел навстречу во всех материальных вопросах для «Знамени», обещал щедрое снабжение и деньги мне лично, но в вопросах литературы все время проявлял стремление утвердить свои личные вкусы, отличавшиеся крайним произволом и «странностью». О Берггольц он мне говорил: «Ну, это эстонская еврейка». Об Алигер: «Ну эта расхристанная, из молодых да ранняя…». Хвастался тем, что, будучи главой радиокомитета, не пропустил в эфир поэму Антокольского «Сын». Очень помню глупое и резкое выступление Поликарпова против Бека на дискуссии по поводу образа офицера в советской литературе. Поликарпов обвинил Бека в эсеровской трактовке взаимоотношений героя и толпы. Затем, вопреки решению правления ССП весной 1945 года, вычеркнул Бека из списка произведений, представленных Союзом на Сталинскую премию.

Несколько раз вел со мной странные разговоры о том, что в «Знамени» печатается слишком много авторов с нерусскими фамилиями… «Не думайте только, что я антисемит», — предупреждал тут же Поликарпов.

Зимой 1945 года, после того как «Знамя» напечатало очерки Славина, Гуса и Агапова о Германии, Поликарпов устроил проработку этих вещей на президиуме ССП. Заранее им было организовано глупое, вульгарное выступление холуя Астахова, Кожевникова и др. Славина, однако, писатели не дали в обиду. Агапову немного влетело, Гуса раздолбали. Явно, все это было нужно Поликарпову для ущемления «Знамени».

Но особенно резкими отношения мои и «Знамени» с Поликарповым приняли после того, как он прочел принятую нами к печати вещь В. Пановой «Спутники». Снова письмо в редколлегию с требованием не печатать вещь. Испуганный Ярцев из издательства звонит мне:

— Есть ли у тебя чем заменить Панову? Вещь горит. Я ответил, что «Знамя» вещь все равно напечатает.

Затем я послал Еголину большое письмо с жалобой на Поликарпова. Приложил вещь Пановой и письмо Поликарпова.

Вещь Пановой в ЦК прочли Еголин, Иовчук, Городецкий, Афанасьева и др. т. п. Единогласно сказали: печатать. Я спросил, как быть с письмом Поликарпова. Мне посоветовали: соберите редколлегию, подтвердите свое мнение, зовите и Поликарпова. Только уверены ли вы в том, что редколлегия будет тверда.

— Уверен, — сказал я.

Тут началась подготовка к заседанию. Отдельно, подробно я говорил с Тихоновым, Толченовым, Тимофеевым. Убедил их быть твердыми. Вишневского и Симонова нет в Москве. Положение трудное, в начале января номер 1 уже подписан к печати. Панова там идет. Созываю редколлегию. Пришел Поликарпов. Оглашаю его письмо. Начинается спор. Поликарпов ведет себя грубо, по-хамски орет. Говорит о «горьком опыте полемики» со мной. Когда Поликарпов услышал из уст Тихонова тоже защиту Пановой, схватил шапку и заорал: «Сюда я больше не ездок». Я усадил его за плечи на место: «Сидите, слушайте».

Редколлегия подтвердила свое старое решение. Вещь печатаем с незначительными поправками, в сущности тактическими «уступками» Поликарпову, не имеющими «стратегического» значения.

Вскоре после выхода № 1 из печати, — ночные звонки ко мне от Федосеева, Еголина, Иовчука, Поскребышева. Меня нет дома. Телефон буквально обрывают. Я пришел, звоню обратно. Вопросы: «Кто такая Панова? Что раньше писала? Где живет? — и т. д. «Понятно…».

Весь ход истории с Пановой сообщаю в Нюрнберг Вишневскому. Он присылает телеграмму, полностью одобряет мою линию.

Поликарпов продолжает свирепствовать. На обсуждении пьесы Симонова «Под каштанами Праги» (осень <19>45 года) он выступает и требует, чтобы в пьесе почему-то была показана революция с точки зрения того, какие материальные блага она дала народу. Иронический ответ Симонова.