Распад. Судьба советского критика: 40—50-е годы

К весне 1947-го Вишневский чутко улавливает, что от него чего-то ждут. И хотя напечатанные в журнале романы «Сталинград» Виктора Некрасова, «Спутники» Веры Пановой получили Сталинскую премию и только что вышла «Звезда» Эммануила Казакевича, сразу сделавшая его знаменитым, был напечатан роман «Счастье», написанный любимцем Сталина Петром Павленко, этого было мало. Как истинный партиец, Вишневский понимает, что власти нужна на страницах журнала настоящая борьба. В своей гипертрофированной партийности, в послушании Вишневский был предельно искренним. И потому, когда его уберут из журнала в 1948-м, в этом будет своя логика; новому времени нужны были закоренелые циники, которые будут успевать оправдывать стремительные развороты власти. Вишневский не всегда поспевал. В этой связи пророческой видится запись от 28 января, когда к нему пришел молодой создатель советского гимна:

С. Михалков излагает мне свое жизненное кредо: «Надо знать, что там понравится "наверху"». <…> Ну что же: Здравствуй, племя, молодое…[75]

19 апреля Вишневский, понимая, что ему кровь из носа нужна статья, изобличающая Пастернака, жестко требует от Тарасенкова:

Вынужден написать тебе по поводу твоей литературно-политической практики. А. Фадеев говорил тебе относительно необходимости помещения статьи в «Знамени» о Пастернаке, — и твоих высказываний и прочее. — Статью ты не написал и не обеспечил никакого заказа. В последней беседе с А. Фадеевым мы затронули вновь эту тему. Статья должна быть помещена.<…> Недавно, когда я сообщил тебе о Пастернаке, его демонстративных письмах в Издательство, Литфонд и пр. — ты вновь взял под защиту этого поэта, из которого на Западе делают «борца», «идеолога индивидуализма» в СССР. (В Англии — оказывается, есть родственники Пастернака, и они прикладывают руку к этой «кампании».)

Ставлю перед тобой вопрос — об определении твоего делового отношения к делам и практике Пастернака. Твоя оценка статьи, напечатанной в «Культуре и жизни» о поэзии Пастернака — НЕПРИЕМЛЕМА.

Задумываться над твоим курсом ты, по-видимому, не хочешь… Полагаешься на то, что «все сойдет»… — Предупреждаю, что это не так.

Ты намеренно подчеркиваешь свою особую литературную «позицию. <…>.

Я вновь раздумываю о твоей практике: защищать Пастернака… Ко всему — твое затяжное лит<ературное> молчание, журнальное молчание. — Прошу ясного служебного ответа по всем пунктам (причины непоявления статьи о Пастернаке, положительная оценка его и пр.)[76].

Вишневский пишет свои письма под копирку и копии отсылает в ЦК! Об этом ставит в известность Тарасенкова Еголин, который в это время там работает. Тарасенкова это сообщение сражает, он был привязан к Вишневскому, они проработали не один десяток лет, вместе были и в дни войны. Тарасенков тоже начинает писать под копирку. Потому в архиве и сохранились эти письма. После письма-ультиматума от Вишневского Тарасенков 21 апреля 1947 года подает заявление об уходе из журнала.