Распахни окна (СИ)

Просыпаюсь от ощущения, что движение прекратилось. Сонно щурюсь и пытаюсь осмотреться. На улице уже темно, но рядом горят огни какой-то заправки, на парковке которой мы и стоим. С моей стороны подходит Паша, открывает дверь, протягивает мне один стаканчик кофе из капхолдера и небольшую шоколадку.

— Снаружи темнота, и ты так сладко спишь, Ева, что я боюсь не довезти нас домой, — зевает, прикрывшись рукой, и принимается за свой кофе.

Сажусь боком, вытянув ноги к нему на улицу, и тоже начинаю пить свой. Протягиваю Паше открытую шоколадку.

— Не, я туда столько сахара всыпал, чтобы у меня глаза повылазили, — смеётся.

— Я думала, этого эффекта ты ждал от самого кофе.

— Не помогает уже.

Выкидывает наши стаканчики в мусорный бак и снова садится за руль.

— Больше половины уже проехали, Ев, осталось недолго. Но ты все равно меня развлекай, рассказывай что-нибудь, чтобы я не уснул.

И я рассказываю. Как было мне страшно начинать в столичном ВУЗе после маленькой школы в городке, сколько съемный квартир я поменяла из-за сумасшедших хозяев и их соседей, пока не нашла ту, где сейчас живу. Как ездили с Аней на море, впервые в жизни, как наш автобус чуть не уехал без нас, пока мы стояли в очереди в придорожной забегаловке, а потом бежали за ним с пакетами с фастфудом. А потом я окунула ноги в прибывающие волны, увидела простирающуюся до самого горизонта воду и скрывающееся в ней закатное солнце, осознав, что всё это того стоило.

А Паша ведет машину, слушает и зеркалит мои эмоции: вместе со мной хмурит брови и растягивает губы в улыбке. И что-то комментирует в паузах.

И вот за окном начинают мелькать огни и родные улочки городка. Выхожу из машины в своем дворе, и взгляд сам по себе вскидывается на окна третьего этажа. В них горит свет, но меня там уже никто не ждет. Нет больше Мироновых за этими стенами и никогда не будет.

Паша аккуратно берёт меня за локоть и ведёт к соседнему дому. Я украдкой утираю глаза и осматриваюсь. Моя сумка уже вынута из багажника и зажата в его руке. А наш двор практически не изменился за эти три года. Разве что пара новых горок для малышей и эти вот чудесные качели в уголке, их я не узнаю.

К Паше подниматься аж на пятый, иду и так же, как в моём подъезде, смущаюсь от того, что он идет сзади и может беспрепятственно меня рассматривать. И не знаю, что хуже будет для меня в данной ситуации: узнать, что он смотрит, или что не смотрит? Набираюсь смелости и поворачиваю голову. И… он смотрит! Он еще как смотрит! Янтарные глаза потемнели и не выпускают из поля зрения моей фигуры. Заливаюсь краской и отворачиваюсь, считая ступени.

— Паап, смотри, кого я в гости привёз, — громко говорит Паша, пропуская меня в квартиру.

В прихожую выходит Виктор Александрович, отец Паши, высокий молодой мужчина очень приятной внешности, у нас весь двор на него слюни пускал, да и сейчас, могу поспорить, ничего не поменялось.

— Как приятно тебя снова увидеть, Ева, — и сердечно обнимает меня.

— Добрый вечер, — пищу я.

— А сына? — раздается сбоку недовольно от Паши. В его глазах я вижу… зависть? Что его отец меня обнимает, а он нет? Может ли это быть так?

Виктор Александрович смеется и обнимает сына тоже.

После быстрого чаепития на кухне решаем ложиться спать, время уже позднее, а на завтра много планов.

— Вам постелить вместе? — спрашивает Виктор Александрович.

Я мгновенно опускаю глаза в пол. Не вижу, но ощущаю, что мои щеки по цвету начинают напоминать помидор.

— Я в зале на диване посплю, пап, — отвечает Паша.

О боги, что теперь про меня подумает Пашин отец? По возрасту у нас с ним разница меньше, чем с Пашей. О чём я думала вообще, когда сюда приехала? Топит меня, топит в чёрном омуте, затягивает в водоворот какой-то поток этих мыслей. Быстро моюсь в душе, ругаю себя за то, что взяла пижаму с шортами, а не длинными штанами, мышкой пробегаю в Пашину комнату и, только закрыв дверь, выдыхаю. Обхожу комнату по кругу, любуюсь Пашиными грамотами за спортивные соревнования, хихикаю при виде его фотографии из армии, на которой его голова побрита, и, наконец, ложусь в постель. Уснуть долго не получается, несмотря на усталость, будоражат мысли, что лежу я сейчас в кровати, в которой обычно лежит он.

Утром, одевшись в удобную рабочую одежду и взяв с собой некоторый инвентарь для уборки, мы с Пашей едем на кладбище.

— Мамочка…, - срываюсь на бег, как только вижу впереди знакомый памятник, на ходу размазывая набегающие слёзы. — Как же я виновата перед тобой, что меня так долго не было…

— Не сердитесь на неё, Тамара Михайловна. Знаете же, что дочка вас очень любит, но и она трудные времена переживала, — говорит Паша, подходит ближе и… подмигивает фотографии моей матери!

И тут я замечаю, что могила не так уж и заброшена, как я себе представляла. Да, накидало опавших листьев, кое-где сухие стебли каких-то цветов, но земля вокруг выстлана плиткой с орнаментом, от чего трава практически не пробивалась, и не заросло всё вокруг.

— А это откуда? — перевожу растерянный взгляд на Пашу.