Распахнутая земля

— А ты меня не перебивай! Такой же вот жаркий день был, устали мы все, вдруг Катя, работница наша, которая расчищала одну ямку, и говорит: «Что-то вы сегодня, Елена Ивановна, надушились!» Нет, говорю, Катюша, я никогда не душусь… «А пахнет, — говорит она, — хорошо так!» Я в шутку спрашиваю: кто из вас, девушки, сегодня душился? Никто не признается. А потом Катя принюхалась и говорит: «Да это от земли пахнет!» Представьте себе, действительно от земли, от этой ямки! И такой тонкий-тонкий, чуть сладковатый аромат, как розы пахнут… Тут все сбежались, стали нюхать. А потом запах исчез, испарился. Так вот удалось нам понюхать настоящие античные духи!..

— А почему они здесь были? А как пахли? А можно было бы их собрать? — заволновались слушавшие студентки.

Еще бы — древнегреческие духи!

— Наверное, какая-нибудь ольвийская гетера или куртизанка пожертвовала Афродите несколько капель своих благовоний, — ответил Карасев. — Ох эти женщины — всегда кого-нибудь обмануть хотят!

— Это почему же ты так считаешь, Александр Николаевич? — немного обиделась Елена Ивановна.

— А зачем она тогда к Афродите-Апатур пошла? — резонно заметил Карасев. — Знаем мы их! Все шуры-муры, с философами беседуют, а сами только и думают, как бы обобрать своих поклонников! Розовое масло пролила! Оно дороже золота было…

Мне показалось, что эта история произвела на слушателей куда большее впечатление, чем рассказ о раскопках самого здания. Но ведь это так понятно! Исчезли города, целые народы; погибли сотни тысяч произведений древних художников, скульпторов, писателей, но легкий аромат розового масла, пролитый неведомой куртизанкой, сохранялся два с половиной тысячелетия в земле, чтобы счастливцы смогли почувствовать запах далекого, почти нереального для нас мира…

Начиная как-то очередное «занятие», Карасев остановил нас возле участка сохранившейся римской мостовой.

— Под этой римской дорогой, как вы знаете, лежит мостовая главной улицы Ольвии, — начал он. — От городских ворот она ведет прямо к агоре. Что находилось на трех сторонах агоры, вам известно: «Большая стоя», за которой был теменос, торговые ряды и гимнасий. А что на четвертой? С правой стороны?

Карасев помолчал, словно ожидая, что услышит ответ. Но хотя многие уже знали, что именно находится в указанном месте, только Костя Марченко внятно и тихо произнес:

— Дикастерий.

— Что ты говоришь? — повернулся к нему Карасев. — Правильно: дикастерий — городской ольвийский суд! Мы думали, что он окажется на месте гимнасия, но потом выяснилось, что это ошибка…

Карасев прошел несколько шагов вперед и остановился перед раскопом.

Если от гимнасия остались основания колонн, «душевые» площадки, резервуар, водопроводная система, довольно хорошо сохранившиеся подсобные помещения, то этот раскоп казался на редкость пустым и скучным. Над землей приподнимались невысокие слоевые фундаменты, сохранившие свою полосатость, но оплывшие от дождей и снега за те несколько лет, что прошли после их освобождения от земли. Только в задней части, где Люся Копейкина вскрывала подвалы более ранних зданий, оказавшиеся под дикастерием, в глубоких котлованах можно было увидеть ровную кладку архаических стен.

— С чего бы начать? — призадумался Карасев, по привычке поднося пальцы ко рту. — Ага! Как вы могли заметить, — начал он, присаживаясь на подставленный ему табурет, — планировка Ольвии соответствует Гипподамовой системе: прямые улицы пересекаются под прямым углом. Гипподам был афинским архитектором и жил в пятом веке до нашей эры. Можно думать, что после перестройки Афин эта система была принята во всех греческих городах… И в Ольвии тоже! Хотя Ольвию основали милетяне, но в пятом веке Ольвия входила в Афинский морской союз, и, если верить Плутарху, Перикл, отправившийся в этакую демонстративную поездку со своим флотом на Понт, должен был посетить и Ольвию. Связи с Афинами у Ольвии были прочными и постоянными. Вон там, — он махнул рукой в сторону теменоса, — мы с Еленой Ивановной нашли прелюбопытнейший декрет! Как там написано, Елена Ивановна?

— Это насчет Ксантиппа? — осведомилась Елена Ивановна, которая специально занималась ольвийскими надписями. — «Ольвиополиты дали Ксантиппу, сыну Аристофонта, эрхиейцу, Филополиду, сыну Филополида, дейрадиоту, — афинянам, им самим и потомкам их проксению: право гражданства, освобождение от пошлин на все товары, какие бы ни ввезли или ни вывезли они сами, или их дети, или братья, у которых отцовское имущество общее, или слуги, и дали право входа в гавань и выхода из гавани и в мирное, и в военное время, без конфискации и без заключения договора». Первый и единственный декрет в честь афинян!