Распятие невинных

Она поставила бутылку и достала небольшую коробочку с пастельными мелками — своими любимыми. Некоторыми уже нельзя было пользоваться — они не оставляли на бумаге следа, но выбросить их у нее не хватало духу. Она начала рисовать и почувствовала, как внутри нарастает напряжение. Она рисовала широкоплечего мужчину, идущего по тропинке под мелким дождем. Тропинка вилась по лесу. Она добавила пиджак и подняла воротник, скрывая его лицо в темноте. Краем подушечки большого пальца она сделала плечи поуже. Она знала этого человека. Деревья были большими. Она стала чертить на стволах перекрестия, и теперь это были уже вовсе не деревья. Она знала это место… она рисовала по памяти… Ярко сверкнула молния, на минуту озарив комнату белым светом, и ей показалось, что дом закричал… Но это был телефон. Она ругнулась и вытерла рот тыльной стороной ладони. На часах было четыре утра. Что бы Алан ни сказал, она этого не потерпит.

— Да? — резко спросила она.

— Алло, Хелена? — Голос был неуверенный.

Она потрясла головой, чувствуя, что вино еще не выветрилось.

— Это ты, Колин?

— Да.

— Ты, по-моему, здорово выпил.

— Шеф дома? — не унимался Андерсон.

— Нет! — бросила она. — Его нет. — И повесила трубку. — Мерзавец!

Она посмотрела на картину: одинокий мужчина, почти мальчик, идет по тропинке между могилами с палкой в руках. Нет, теперь она ясно видела, что это была не палка, а роза. Единственная красная роза для…

Она прижалась к стене и не сводила глаз с картины. Ее сердце разрывалось: он казался таким маленьким и таким беззащитным.

Это воспоминание было для нее мучительным.

— Ты никогда мне по-настоящему не принадлежал, да, Алан? — проговорила она, сползая вниз и глядя на свой рисунок, — ее собственное творение смеялось над ней. — Никогда мне не принадлежал.

Макалпин почувствовал в глазном яблоке кончик ножа, который надавил сначала слева, а потом справа. Затем боль стала походить на маятник, который раскалывал голову своей ритмичностью и безразличием. Боль была его единственным ощущением.

Он выдохнул, чувствуя во рту вкус рвоты. Он хотел открыть глаза, но они были покрыты коркой, пробить которую не было сил. Он попробовал пошевелить головой, но боль резко усилилась, и он затих.

Уже теряя сознание, он понял, что лежит лицом на руле. Во рту был привкус крови, а на языке лежал зуб.

Он попробовал его выплюнуть.

Но вместо этого отключился.

Макалпин очнулся. На этот раз он почувствовал, что к запаху рвоты, крови и виски добавилось что-то еще. Парфюмерия? Бензин! Он услышал, как упала капля, потом другая, звук становился все громче. Проваливаясь в беспамятство, он старался не слушать тихий голос, призывавший его держаться.

Запах бензина был настолько сильным, что, кроме него, казалось, уже ничего не было. Капли становились все крупнее и стучали все громче и чаще. Они образовали лужу, из которой маленькой струйкой жидкость пробивалась к искореженному кузову, где на ветру раскачивался оголенный провод сигнализации, искривший, когда касался металла.

Он видел Анну. Анну и потом… бензин.

В голове что-то щелкнуло, и мозг переключился на выживание. Он открыл глаза.

Он был в сознании, но голова отяжелела, а тело не слушалось. Будто осуществились все его кошмары: он падал, и не за что было зацепиться. Он не мог бежать, он не мог оказаться там, куда звала Анна, и не мог ответить. Он не мог выбраться. И понимал, что запах бензина усиливается. За ветровым стеклом мелькнула какая-то тень, но сквозь пелену в глазах разглядеть ничего не удавалось. Ему показалось, что кто-то пытался открыть дверь, а потом взобрался на капот, и он почувствовал, как машина вздрогнула. Ветер? Или спасение?

Бензин разъедал горло. Он попробовал дотянуться до центрального замка, но рука не шевелилась. Его вырвало.

Он не слышал, как кто-то пытался разбить окно, как колотили палкой по дверце, надеясь ее открыть. Он очнулся в тот момент, когда что-то темное в капюшоне прыгнуло на капот и, подняв крылатые руки, с силой ударило по ветровому стеклу. Он зажмурился, и на лицо обрушились мелкие осколки и вода. Существо повернулось и снова подняло палку — капюшон упал, и сверкнувшая молния осветила лицо женщины. Ее лицо.

Его сердце остановилось.

Он был спасен.

Как и предыдущие жертвы, Арлин лежала на спине, зеленые сапожки скрещены на лодыжках, руки раскинуты ладонями вверх, как при распятии. Голова повернута в сторону, лицом к пологу, будто она следила за бурей в оставленный открытым проем. Порывы ветра приносили с собой дождевые капли, которые оставались на лице как слезинки и делали обесцвеченные волосы темными. Полицейские накрыли тело целлофаном и ждали, когда закончат свою работу офицеры из службы осмотра места преступления.

Пиджак Андерсона постепенно намокал, и струйки дождевой воды затекали за воротник, на спину, но голова оставалась сухой — он просунул ее в проем, осматривая место преступления.