«Распил» на троих: Барк — Ллойд-Джордж — Красин и золотой запас России

Но тут у Барка и Ллойд-Джорджа явно расхождения в исчислениях. Британский канцлер вряд ли имел в виду именно «три» великие державы: он их насчитывал только две — Великобританию и Францию. Ибо в переписке между Лондоном и Парижем речь шла лишь о таком порядке. А как же Россия? Вот здесь сложный вопрос. Ллойд-Джордж был готов вести речь об оказании «помощи другим, кроме Франции и Англии, союзным с нами странам»[317]. Как ни крути, а России в перечне «равных» и «великих» нет. Желание войти в круг избранных — не более чем амбиции и «хотелки» самого Барка: его с самого начала на Западе не видели в избранном дуэте равных. А отсюда и начало всех проблем. Ну и, определенно, вот это упоминание Петра Львовича о «недосказанном» в значительной степени касалось отправки новых партий русского золота в распоряжение Лондона. Полагаю, именно с этой целью его и хотели видеть в Париже. Остальное — дело техники.

О скорой встрече министров финансов союзных держав в Париже хорошо были осведомлены и деловые круги, у которых тоже накопилось немало нерешенных проблем. «Предполагаемый визит Ллойд-Джорджа, — заметил в своем дневнике британский посол во Франции лорд Берти еще 10 января 1915 г., — ожидается в финансовом мире с интересом»[318]. Многие из представителей французской элиты, в частности Эдмонд де Ротшильд, поддерживали близкий контакт с Ллойд-Джорджем. И пусть этот отпрыск влиятельного клана не особо лично вникал в банковские дела, но отлично ориентировался в вопросах политических и сохранял тесные связи с другими представителями рода, ворочавшими большими деньгами.

Необходимо отметить, что никакой заранее согласованной повестки дня не существовало. Ни российское Министерство финансов, ни послы Великобритании и Франции не располагали какими-либо сведениями о вопросах, обсуждение которых предполагалось на встрече. Да и сам Барк, судя по всему, только и знал, что в Париже встретит Ллойд-Джорджа и Рибо[319].

Вообще-то поражает, с каким легкомыслием подходили в Петрограде к организации столь ответственных международных встреч, особенно когда они касались столь актуальных для России вопросов финансирования военных закупок и ведения войны в целом. На тот момент уже было совершенно очевидно, что государственный бюджет трещит по швам, а валютные ресурсы, как для воюющей страны, явно недостаточны.

Военный историк Ю. Н. Данилов[320], занимавший в начальный период должность генерал-квартирмейстера Генерального штаба, т. е. на тот момент фактически руководитель военной разведки России, считает большой ошибкой Министерства финансов, что не имелось «заблаговременных финансовых соглашений с заграницей на случай войны»: «Между тем финансовой солидарности союзных государств несомненно надлежало придать столь же большое значение, как и единству в ведении боевых операций»[321]. Конечно, можно сказать, что задним умом все крепки. Однако очевидно, что, в отличие от многих российских министров финансов, начиная с Е. Ф. Канкрина, создавшего специальный военный капитал, и до С. Ю. Витте, постоянно подчеркивавшего, что главной задачей министра финансов являлась подготовка резерва в денежном обращении к войне, Барк, даже с учетом малого времени пребывания на своем посту до начала боевых действий, отнесся к этой важной задаче более легкомысленно.