«Распил» на троих: Барк — Ллойд-Джордж — Красин и золотой запас России

Примечательно, что еще 2 августа 1914 г., т. е. до фактического вступления России в войну, Ллойд-Джордж, обедая в узком кругу наиболее доверенных лиц, «жестко настаивал на опасности укрепления России и тех проблемах, которые это обстоятельство создаст, если Россия добьется успеха». И хотя он прямо не сказал «успеха в войне», но из контекста совершенно очевидно, что именно это он имел в виду. «Как вы будете себя чувствовать, если вы станете свидетелем того, как Германия будет побеждена и уничтожена Россией?» — спросил он собеседника. И при этом добавил: «В 1916 г. Россия будет располагать большей по размеру армией, чем Германия, Франция и Австрия, вместе взятые. Франция предоставила русским миллионные кредиты на постройку железных дорог стратегического значения, необходимых для переброски их армий к германской границе. Их строительство будет завершено в 1916 г.».

И Ллойд-Джордж был не одинок в своем подозрительном отношении к России. Так, присутствовавший на том ужине генеральный прокурор, главный юридический консультант правительства и член кабинета сэр Джон Саймон[133], вспомнив Крымскую войну — эту родовую травму всей британской аристократии, прямо заявил: «Трехсторонний союзный договор Антанты был ужасной ошибкой. Почему мы должны поддерживать такие страны, как Россия?»[134]

И это сказал не кто иной, как Джон Саймон, уже к тому времени опытнейший государственный деятель, которому еще предстояло сыграть важнейшую роль в формировании британской политики на трех министерских постах — внутренних, иностранных дел и финансов.

Глава 3. А кто решает?

По мере обострения международной обстановки резко активизировалась «финансово-банковская дипломатия». И это неспроста. Ведь недаром считалось, что длительные деловые отношения, густо замешенные на взаимном денежном интересе, создают куда как более доверительную обстановку между партнерами по бизнесу, в отличие от чинных, донельзя забюрократизированных дипломатических контактов. И когда официальные дипломаты расписались в собственном бессилии, признав невозможность договориться, в дело вступили пусть не послы, но уж точно атташе толстых кошельков. Фактически в бой был брошен последний, тайный резерв бюрократии — банкиры.

В конце июля 1914 г. в Петербург с особой миссией прибыл сам Роберт Мендельсон[135], старший из братьев-разбойников, владеющих банком. В общем человек в русской столице более чем известный, к тому же, по верованиям царских аппаратчиков, надежный настолько, что через его компанию закупал золото на десятки миллионов рублей сам Государственный банк, не говоря уже о других операциях. Бизнес придворного российского банкира он унаследовал от своего не так давно ушедшего из жизни отца — самого маэстро, подлинного виртуоза банковского бизнеса Эрнста фон Мендельсона[136]. Еще бы, принадлежавший его семье банк уже с конца XVIII столетия вел операции в интересах российской казны. А век XIX воистину стал порой расцвета их бизнеса, когда через этот берлинский банк потекли миллионы фунтов стерлингов золотом, которые шли на финансирование русской армии в ее заграничных походах 1813–1815 гг. во время войны с Наполеоном I. О, это счастливое время! Клан Мендельсонов, активно взаимодействуя с Ротшильдами, плотно осевшими во всех ключевых европейских столицах, хорошо погрел руки на русских облигациях и сложных схемах финансирования победоносных русских армий, увы, испытывавших постоянный, непреходящий недостаток только в одном — звонкой монете. Да и русско-японская война обернулась для Мендельсона золотым дождем, когда он «снял» с займа, предоставленного России в апреле 1905 г., 7 % со всего тела кредита. Это был настолько бесстыдный грабеж, что французские банкиры едва не подавились слюной от зависти и долго не могли успокоиться, пребывая в чрезвычайном раздражении от успеха конкурента[137]. Естественно, в этом вопросе никак не обошлось без содействия министра финансов Коковцова[138].

^{Владимир Николаевич Коковцов. [Из открытых источников]}