«Распил» на троих: Барк — Ллойд-Джордж — Красин и золотой запас России

И здесь нам снова встречается Джек Морган. С 1913 г., после смерти Джона Пирпонта Моргана-старшего[384], банк «Дж. П. Морган и К°» перешел под контроль его сына Джона Пирпонта Моргана-младшего. Дело в том, что Джек Морган-младший хорошо знал финансовую систему России, поскольку еще в октябре 1905 г. участвовал в качестве представителя банка «Дж. П. Морган и К°» в переговорах в Санкт-Петербурге о предоставлении российскому правительству критически важного для него займа. Тогда Россия находилась в крайне сложном положении, обусловленном поражениями в ходе войны с Японией. Резко обострившаяся внутриполитическая обстановка (а в стране разворачивалась революция) поставила под удар стабильность золотого денежного обращения. Отсутствие внешних кредитов могло привести к прекращению размена бумажных денег на золото, а в конечном результате к краху монархического режима. Тогда же Джек Морган установил доверительные отношения с сотрудником британского посольства в России Сесилом Спринг-Райсом[385], который с 1912 г. являлся послом Великобритании в США. Уже во время пребывания в Петербурге Спринг-Райс состоял в доверительной личной переписке с президентом США Теодором Рузвельтом[386] и настолько с ним сблизился, что выступал шафером жениха на его свадьбе, когда тот вторично женился. Именно Рузвельт сыграл заметную роль в организации российско-японских мирных переговоров в Портсмуте (США) в 1905 г., где нашу делегацию, напомню, возглавлял С. Ю. Витте, подробно изложивший этот эпизод в своих мемуарах. И вот теперь упомянутые контакты очень пригодились «Дж. П. Морган и К°». Особенно свой человек на уровне английского посла, через которого не в последнюю очередь шла координация действий по разграблению золотых резервов России. И весь этот клубок обвивал любую сферу, где у нашей страны были интересы, главное, чтобы там крутились деньги.

Совершенно очевидно, что Ллойд-Джордж образца 1915–1917 гг. — слишком динамичный, энергичный и напористый политик, виртуоз убеждения, человек, способный внушать и добиваться шаг за шагом внутреннего перелома в душе соперника, чтобы его напор мог выдержать Барк. «Лицо Ллойд-Джорджа отражало движение его пламенной души, и глаза его горели ярким огнем, причем его некрупная фигура выражала собой с наивысшим напряжением „esprit de combativité“[387], свойственный выдающимся народным вождям, для коих вся жизнь проходит в настоящей борьбе», — именно с таким образом своего кумира в душе возвращался Барк в Петроград в феврале 1915 г. Сам Петр Львович «покинул Лондон под самым благоприятным впечатлением», поскольку «принимаемые английским кабинетом меры были проникнуты духом спокойной решимости»[388].

Да, такому Ллойд-Джорджу не составляло большого труда убедить своего партнера, с которым, помимо переговоров, они много общались частным образом, в выгодности сотрудничества с британской короной. Это произошло не одномоментно. Сам Ллойд-Джордж, вероятно подсознательно, признался в своих воспоминаниях, что искал в российской высшей бюрократии фигуру, на которую можно было бы сделать политическую ставку. «Я неоднократно пытался побудить британское правительство установить более непосредственный контакт с Россией с помощью людей, пользовавшихся авторитетом», — писал Ллойд-Джордж о собственной линии поведения. И далее, теперь уже о поисках в России: «Я также настаивал на созыве союзных конференций с привлечением наиболее ответственных государственных деятелей и военных руководителей России»[389]. И определенно, Ллойд-Джордж к тому моменту такого «ответственного деятеля» нашел. Это оказался Барк. Постепенно Барку внушили, что только Лондон в состоянии обеспечить его будущее.

Безусловно, мне могут возразить, что это высказывание касается переговоров 1–20 февраля 1917 г. в Петрограде. Но ведь речь в данном случае идет о длительном процессе, что подчеркивает и сам автор. К тому же через много лет после событий при написании мемуаров очень трудно отделить действия и вообще мотивы, побудившие их предпринять, от соображений именно на момент конкретного события.

Не менее довольны результатом Парижской конференции, правда, вполне обоснованно и по другим причинам, остались и в Лондоне. Надо сказать, что иногда стремление Барка к самоизобличению своего наплевательского отношения к интересам России просто поражает. Взять хотя бы пассаж из его воспоминаний, где он описывает свою встречу с премьер-министром Великобритании: «Асквит выразил большое удовлетворение по поводу успешного окончания работ финансовой конференции в Париже и добавил, что ему известно, насколько взгляды Ллойд-Джорджа совпали с моими, благодаря чему на конференции было достигнуто скорое единение»[390]. Так что же самое главное вынес Барк из встречи с премьером? Что наиболее значимо для него? А то, что он, видите ли, мыслит точно в соответствии с указаниями Ллойд-Джорджа. И это российский министр финансов пишет о себе!